Мировой кризис 34: попытка побега из феодализма в капитализм

Вслед за Древним Египтом, Месопотамией, Финикией, Карфагеном, Древней Грецией, Римом и Византией главная арена эволюции Капитала и социогенеза переместилась в Северную Италию, где было разыграно представление под условным названием «побег из феодализма в классический капитализм».

Традиционно начало классического капитализма принято отсчитывать с конца XVI века и связывать с золотым веком Северных Нидерландов. Но ещё четырьмя веками ранее, с XII по XV, попытку побега в новый уклад предприняли города Северной Италии во главе с Флорентийской республикой 1115-1532. В Италии, следует отметить, было положено начало не только классическому капитализму, но и феодализму – реформами римского императора Диоклетиана 284-305. По своей социальной структуре феодализм скроен так, чтобы минимизировать риски дистрофии денежного обращения для населения и государства. В отличие от него классический капитализм всегда был системой с высоким встроенным уровнем рисков денежного обращения и обмена. Чтобы спровоцировать побег из области низких в зону высоких рисков требовалось стечение нетривиальных обстоятельств. О них и пойдёт речь.

Хотя побег оказался явным фальстартом, однако красивым и достойным обстоятельного рассказа. Полагаю, вас ждёт интересное погружение в круговорот захватывающих событий.

О временных рамках капитализма

Для начала отметим, что временные рамки «классического капитализма» гораздо уже, чем «капитализма» в целом. «Кембриджская история капитализма» рассматривает последний, начиная от Вавилона, продолжая античностью, Китаем, Индией, Ближним Востоком, вплоть до 1800 года. Почему от Вавилона? Потому что Вавилон и его предшественник Шумер – любимые дети Домината. Вследствие врождённой слабости административной власти, там сложился олигархический вариант капитализма, подчиняющего себе государство – идеал Домината.

На самом деле временные рамки капитализма существенно шире означенных в «Кембриджской истории» и неотделимы от Цивилизации. Под этим термином исходно понималась стадия развития общества, следующая за дикостью и варварством, им противопоставляемая. Её первородная черта – введение института частной собственности, как следствие, отторжение продукта от непосредственного производителя, что сразу же потребовало институализации насилия. Стартовавшая гонка за прибавочным продуктом, который был и остаётся главной целью частной собственности, обусловила непрерывное углубление разделения труда и товарный обмен. Те, в свою очередь, выступили стимулом к инновациям, как следствие к более активному познанию Мира, а также к созданию и расширению государств – унитарных, поэтому энергоэффективных, зон разделения труда.

Появление и становление Цивилизации-капитализма протекало в эпоху неолита, IX-IV тыс. до н.э., в долинах Нила и Междуречья и вызвано переходом от присваивающего к производящему хозяйству, выступившему регулярным источником излишков – базой для прибавочного продукта и товарного обмена. Подробнее о связи Цивилизации и капитализма см. Мировой кризис 16: краткая теория Цивилизации.

Эксклюзивная рента и признаки классического капитализма

Классический капитализм неразрывно связан с трансформацией производственной ренты в формат эксклюзивной, т.е. очень высокой. До XI века Капитал знал два вида эксклюзивной ренты: 1) от монополизации морской торговли, 2) корпоративная рента. Производственная рента стала третьей в ряду.

Начало присвоению ренты от монополизации морской торговли было положено в Финикии, продолжено в Карфагене, подробнее см. Мировой кризис 24: рождение Домината – Финикия. С некоторым перерывом их эстафету подхватила Венеция. Древние греки, несмотря на все успехи в морской торговле, не в счёт, поскольку вместо монополизации свалились в явную конкуренцию, поэтому в их исполнении морская рента не стала эксклюзивной.

Присвоение эксклюзивной корпоративной ренты в течение веков и тысячелетий было специализацией сетевой корпорации Иврим – созданного иудеями в период Вавилонского плена этнически замкнутого сообщества свободных профессий. Корпоративная рента имеет формат эксклюзивной, поскольку в сравнении с любым обычным хозяйствующим субъектом закрытая сетевая корпорация является существенно более эффективным инструментом извлечения прибыли. Сетевая структура из людей свободных профессий – врачей, учителей, парикмахеров, юристов, артистов, финансистов, пророков, торговцев, управляющих и пр., и пр. – обеспечила предпринимателям непревзойдённое информационное, инфраструктурное, юридическое, силовое сопровождение и эффективную защиту. Поэтому их внедрение в любую приглянувшуюся им экономическую нишу было делом сугубо техническим, подробнее см. Мировой кризис 28: рождение Домината – корпорация Иврим.

В XI-XIII веках в Северной Италии сложились условия, их мы обсудим в следующем разделе, позволившие континентальным капиталам буквально рывком подтянуть технологии товарного производства до уровня, с которого производственная рента трансформировалась в разряд эксклюзивных. Переход на фундаменте первых мануфактур к пооперационному разделению труда привёл к резкому повышению его производительности и качества, снижению издержек и затрат на обучение работников. Эффект кардинального роста продуктивности и качества на фоне существенного снижения издержек стал ключевым фактором превращения производственной ренты в эксклюзивную.

Однако системному присвоению производственной ренты мешал феодализм, с которым был связан хронический дефицит свободной рабочей силы в городах. Но мы уже знаем, что если социальный организм нащупал новый формат процессов, энергетически более эффективный – позволяющий присваивать ресурсы с существенно меньшими затратами энергии, а мануфактура, несомненно, таковым была, то энергетическая оптимизация выделит в потоке изменчивости признаков направление, устраняющее все препятствия на пути к найденному формату. Поэтому феодализм в Северной Италии был обречён.

Но не всё с ним было столь просто. Феодализм не только защитил бóльшую массу населения от свойственного Средневековью хронического дефицита денег, обеспечив вполне сносную жизнь в рамках натурального обмена, он был ещё и формой организации власти. Поэтому его демонтаж означал захват политической власти субъектом, в чьих интересах демонтаж производился, т.е. Капиталом.

Мы быстро пробежались по тем признакам, которые неизбежно сопровождают трансформацию производственной ренты в формат эксклюзивной, следовательно, отличают классический капитализм от собственно капитализма:

1) кардинальное углубление разделения труда

2) вызванная им трансформация производственной ренты в эксклюзивную

3) вынужденный осознанный демонтаж феодализма

4) захват Большими Капиталами политической власти.

Сформулировав признаки, самое время перейти к обсуждению обстоятельств, стечение которых позволило североитальянским городам совершить побег в классический капитализм, пусть и преждевременный.

Экономическая предпосылка к побегу

Морские Большие Капиталы вследствие доступа к эксклюзивной ренте и Большим Деньгам имели явную склонность к политической независимости от монаршей административной власти. Они всегда стремились бежать её жёстких рамок, ограничивающих разгул инстинктов стяжательства и покушающихся на долю их доходов. Однако после Карфагена территорий, свободных от монаршей власти, в Средиземноморье не осталось. Поэтому Северная Италия, находившаяся в конце первого тысячелетия на периферии как Византии, так и Франкской империи оказалась лучшим выбором. Для морских Больших Капиталов она стала своеобразным Новым Карфагеном.

Главные приморские города Северной Италии – Венеция, Генуя, Пиза, Амальфи, защищаемые Византией, вместе с тем находившиеся на значительном удалении от неё и от исламского мира, превратились в альтернативные Леванту, Африке, Константинополю центры Средиземноморской морской торговли, куда морские капиталы бежали из Византии, как некогда из Тира в Карфаген:

 

Из четырёх городов только положение Венеции, на островах в лагуне, позволило ей реализовать островную стратегию – поддержание за счёт доминирующего флота непреодолимого для континентальных армий инфраструктурного разрыва между Островом и континентом. Поэтому Венеция уверенно превращалась в главный центр притяжения морских Больших Капиталов. В VIII-IX веках она уже стала одним из важнейших факторов морской торговли, подробнее см. Мировой кризис 6: средиземноморская история.

Меж тем эффективность посреднической модели морской торговли требует наличия центров товарного производства на обоих концах морского плеча, тогда как собственные производственные возможности Венеции, Генуи, Пизы были в значительной мере ограничены: их людской ресурс был в первую очередь задействован в обеспечении процессов мореходства и торговли. Для двусторонней загрузки судов им был крайне необходим промышленный район в Северной Италии, и они его получили.

Устойчивый платёжеспособный спрос с их стороны открыл перед континентальными капиталами Северной Италии возможности роста на фундаменте производственной ренты. У них появился, и они воспользовались шансом стать источником товаров для морской торговли на итальянском конце плеча. В их пользу сыграла относительная близость к морским коммуникациям – сотня километров, чуть меньше или больше, а также хорошая инфраструктурная связность с портовыми городами – по сети дорог и рек.

Необходимое условие для побега и его реализация

Использование открывшегося окна возможностей – становления в качестве центров товарного производства – потребовало выполнить необходимое тому условие – обеспечить приток в города свободного населения и его защиту от притязаний феодалов. Реализовать подобное требование можно лишь добившись ослабления власти над городами феодальных сеньоров, поддерживаемых императором, вплоть до превращения городов в независимую политическую силу. Тому способствовали три основных фактора.

Первый – существенная пассионарная подзарядка населения Северной Италии со стороны прошедших по её землям германских племён остготов и лангобардов. Второй фактор – огромная эффективность и мощь Больших Капиталов, а в их пристанище постепенно превращалась Северная Италия, которую они всегда проявляют в противостоянии административной власти. Наконец, третий, главный фактор – положение территории в геофизическом фокусе противостояния двух центров власти – административной имперской и духовной папской – тот нюанс, который мы разобрали в предыдущей заметке.

Совокупность данных факторов превратила административное подчинение Северной Италии в энергетически затратный и нецелесообразный для империи процесс, поэтому в XI-XII веках в Северной Италии продолжилась деградация так толком и не оформившейся административной власти Священной Римской империи. Её ослабляла как естественная разобщённость местных феодалов, вследствие их непомерного римского гонора, так и игра против имперской власти Папского Престола и Больших Капиталов. Империя оказалась не в силах преломить ситуацию: королевство Италия вошло в её состав в 962 и формально оставалось до 1648, но уже с середины XIV века власть императоров в Италии де-факто была номинальной – они не вмешивались в её внутренние и внешние дела.

Процесс обретения городами политической независимости

В Северной Италии главными сеньорами были епископы: Оттон I после коронации в 962 первым императором Священной Римской империи предоставил им широкие права административного управления. Политическая и экономическая жизнь любого города находилась под контролем епископа, который и был местным сеньором, понтифик же зорко следил, чтобы тот оставался вассалом не императора, а лично его. Силовой потенциал клириков и папы в сравнении с крупными феодалами и императором был дистрофичным, а в возможностях опоры на внешние источники силы Большие Капиталы им не уступали. Всё это явно облегчало задачу обретения самостоятельности.

Начало борьбы с феодальной зависимостью было положено в X веке, а в XI веке она достигла существенного размаха:

Города часто вступали в союз с мелкими феодалами – вальвассорами, которые нередко имели отношение к торговле и были заинтересованы в ослаблении власти крупных феодалов. Будучи профессиональными военными, вальвассоры способствовали успеху в борьбе городов с сеньорами.  Так, они участвовали в восстании Милана в 1035. А в 1042 в союзе с ними миланцы после ожесточённой борьбы изгнали из города своего сеньора – архиепископа – вместе с поддерживавшей его феодальной знатью – капитанами. В 1044 архиепископ потерпел окончательное поражение, и Милан получил самостоятельность, ссылка.

Борьба городов с сеньорами шла с переменным успехом. Однако в условиях относительно слабой и эпизодической поддержки со стороны имперской власти противостоять Большим Капиталам, заинтересованным в новом экономическом укладе, мобилизовавшим для борьбы за него горожан и вальвассоров, было невозможно. В итоге сеньоры постепенно уступали. Основные города Ломбардии и Тосканы один за другим превращались сначала в независимые коммуны, затем в самостоятельные города-государства, получая от сеньоров грамоты, официально подтверждавшие их новый статус. В XI-XII веке его добились Милан, Венеция, Генуя, Сиена, Флоренция, Лукка, Пиза, Равенна, Верона, Бергамо, Тревизо, Парма, Болонья, Мантуя, Феррара, Кремона и другие.

Главные итоги политической борьбы

Важнейший итог схватки городов с сеньорами – освобождение жителей от личной сеньориальной зависимости. Также было принято правило, согласно которому бежавший в город зависимый крестьянин, прожив там «год и один день», становился свободным. Средневековая пословица, гласившая «городской воздух делает свободным», тогда понималась буквально.

Поскольку у континентальных капиталов Северной Италии имелся запрос на площадки, пригодные для начала массового товарного производства, то города, освобождавшиеся от феодальной зависимости, становились чрезвычайно привлекательными для них. Как следствие, они развивались гораздо быстрее, чем в других частях Европы, причём, прежде всего, в качестве экономических единиц, а не центров территориальной власти и защиты от военной угрозы.

У городов расположенных удачнее других, т.е. обеспечивавших наиболее благоприятные возможности для расширенного воспроизводства капиталов, вскоре появился финансовый ресурс для образования полноценных республик. Их образовали Венеция с VIII по XVIII век, Генуя XI-XVIII, Пиза XI-XIV, Флоренция XII-XVI, Сиена XII-XVI века, Лукка XII-XVIII:

Денежная недостаточность Европы

На тернистом пути побега в классический капитализм бревном лежал фактор, тому препятствовавший – состояние денежного обращения Европы в начале Классического Средневековья, а это XI век. Учитывая хроническую нехватку денег, даже локальный отказ от феодализма выглядел крайне рискованным, поскольку тот служил важнейшим социальным демпфером, предохранявшим основную массу простых тружеников от последствий денежной недостаточности. Императоры Диоклетиан 284-305 и Константин I Великий 306-337 как раз и инсталлировали его в ответ на неразрешимый кризис денежного обращения Римской империи, подробнее см. Мировой кризис 31: эволюция ренты и Домината, часть 2.

А может быть к концу Раннего Средневековья, VI-XI века, его состояние улучшилось? Посмотрим:

На истории денег в Средние века в первую очередь сказались три важных фактора.

Во-первых, установление феодальной системы с её крупными земельными владениями и уплатой податей натурой и посредством службы. Благодаря этому крупные феодальные землевладения по большей части стали экономически самодостаточными. В их пределах производилось почти всё необходимое для жизни, и почти всё произведённое здесь же и потреблялось. Соответственно, в сравнении с античной эпохой объём торговли на душу населения резко снизился.

Во-вторых, почти вся мелкая торговля осуществлялась посредством натурального товарообмена – деньги были не нужны.

В-третьих, на большей части Европы в течение «тёмных веков», с VI по X, резко сократились запасы благородных металлов, пригодных для чеканки денег. Широко практиковавшееся разграбление во время войн захваченных земель, привело впоследствии набегов германских племён к тому, что накопленные в античную эпоху запасы золота и серебра были рассеяны по огромной территории. Добыча металла на золотых и серебряных рудниках тоже сократилась.

При этом бóльшая часть столь дефицитного драгоценного металла изымалась из денежного обращения в сферу элитарного потребления:

Не следует упускать из виду, что из всего наличного их количества бóльшая часть приходилась на предметы украшения, посуду и пр. и меньшая часть – на долю средств обмена.

Но самую большую проблему представляло вымывание денег из обращения в свободный капитал. Высокую скорость процесса и его катастрофические последствия для денежного обращения мы подробно разобрали в заметке Мировой кризис 32: две главные проблемы Цивилизации на элементарной экономической модели изолированного Острова. Порой изъятие денег было безвозвратным, порой возврат в обращение производился с большими задержками:

Мало того, значительное количество монеты извлекалось из оборота и сохранялось в качестве сбережений, скапливаясь в руках отдельных лиц и корпораций. Нередко они зарывались в землю, например, в больших размерах во Франции во время Столетней войны с Англией, или же отдавались на хранение церквям и монастырям. В подвалах, например, Ордена тамплиеров, Ордена иоаннитов, Тевтонского ордена скапливались огромные богатства в слитках, монете, всевозможных украшениях из золота и серебра, ссылка.

На фоне столь плачевного состояния денежного обращения отказ от феодализма, выступавшего страховкой для неимущих, безусловно, был рискованным. Обратный переход от натурального обмена к товарно-денежному и взимание производственной ренты, эксклюзивный формат которой означал изъятие больших объёмов прибыли в накопления, были бы невозможны без существенного наполнения денежного обращения золотом и серебром. И это было ещё одно обязательное условие реализации побега в классический капитализм.

Стихийные меры по реанимации денежного обращения Европы

Фундаментом денежного обращения Европы в Раннем Средневековье, VI-XI века, служило серебро, объёмы добычи которого в сравнении с античностью стали мизерными. В результате сокращения мест добычи и всеобщего её упадка поступление серебра, как и золота существенно снизилось. Переход в условиях феодализма к натуральному обмену значительно смягчил остроту последствий от деградации денежного обращения, а с ним и жёсткость посыла к добыче жёлто-белых металлов. Меж тем потребности возрождавшегося в Северной Италии товарно-денежного обмена предъявили новый спрос на золото и серебро, что, начиная с XII века, привело к ренессансу добычи.

С началом Классического Средневековья в Европе открылось множество новых рудников. Ежегодная добыча серебра вышла, в конце концов, на заметный устойчивый уровень, но только с середины XIII века:

Вильгельм Лексис 1837-1814 – немецкий экономист, специалист по денежному обращению и методам математической статистики – определяет добычу серебра в 1260-1450 в 27 тонн ежегодно, ссылка.

На этот уровень добыча серебра в Европе вышла только с 1280 после бурного роста, который мы обсудим ниже. Поэтому в XI-XII веках добыча, очевидно, была существенно меньше, вряд ли выше 5-10 тонн. Побег в классический капитализм при столь скудных объёмах восполнения главного средства денежного обращения и накопления был в принципе невозможен.

Катализатором экстренной реанимации денежного обращения Европы выступила Католическая церковь. Начиная с 60-х годов XI века, понтифики несколько раз озвучивали идею похода в помощь Византии для восстановления христианского контроля над Иерусалимом. На Клермонском соборе в 1095 проповедь папы Урбана II 1088-1099 о необходимости освобождения от неверных Святой земли и Гроба Господня нашла горячий отклик у прихожан. Многие из них тут же дали обет выступить против неверных. Они нашивали на плечо кресты, отчего получили название «крестоносцы», а сами походы – «крестовых».

Первый поход снарядили через год после речи папы 1096-1099, последний девятый состоялся в 1271-1272. Крестовые походы на Восток значительно поправили ситуацию с денежным обращением, обеспечив два мощных вливания в Европу золота и серебра.

Первое вливание – поток золота Мали

Крестовые походы, изменив расклад сил в Средиземноморье, послужили переориентации на Европу торговых связей Магриба. А Магриб был тем регионом, денежное обращение которого в Раннем Средневековье было с избытком обеспечено золотом. Причиной тому месторождения Бамбук и Буре в восточном Сенегале и западном Мали, которые с 1000 по 1700 оставались самым крупным в Африке источником золота. Располагались они на территории, где в XIII-XV веках процветала империя Мали:

Наличие в подбрюшье столь обильного источника денег позволило Магрибу очень мягко вкатиться в раннефеодальное общество:

Источники свидетельствуют не только о денежной форме ренты, но и о существенном расширении сферы простого товарного производства, внутрирегиональной торговли, о функционировании ссудных учреждений, ссылка.

И вдруг как по мановению волшебной палочки с конца XI века в Магрибе началась резкая деградация товарно-денежного обмена и товарного производства:

Источники фиксируют натурализацию хозяйства, увеличение доли кочевого населения, упадок городов, прежде всего периферийных, расположенных вдали от побережья.

Немаловажным фактором этих сложных, взаимосвязанных процессов стало изменение после крестовых походов соотношения сил на Средиземном море и новый характер внешнеторговых связей государств Магриба. Отныне они были ориентированы на города Северной Италии и Прованса, куда поставлялось сырье, прежде всего, продукты животноводства – шерсть и кожи, уходившее в те районы, где складывались ведущие центры сукноделия и развития раннекапиталистической мануфактуры. Встречный поток товаров включал в основном готовые изделия – сукно, обработанные металлы, оружие, корабельные снасти и пр., с помощью которых европейские страны в XII-XIV веках начали освоение восточных рынков – Магриба и Леванта, ссылка.

Крестовые походы позволили Европе монополизировать внешнюю торговлю Магриба, а становление городов Северной Италии в качестве «мировой фабрики» изменило её баланс, превратив Магриб в сырьевой придаток, но главное в ценнейший до наступления колониальных времён источник золота для Европы.

Объём трафика золота из Магриба в Европу оценивается примерно в одну тонну в год. По оценкам оно удовлетворяло от половины до трёх четвертей потребности в нём Европы. Учитывая соотношение 15:1 стоимости золота к серебру, только Магриб ежегодно пополнял денежное обращение Европы в объёме в полтора-два раза большем, чем её собственная годовая добыча серебра.

Второе вливание – великое ограбление Византии

Второе вливание в Европу золота и серебра было одномоментным и грандиозным. Обеспечил его Четвёртый крестовый поход 1202-1204, главное содержание которого – грабёж и разрушение мешавших Венеции христианских городов.

Незадолго до 1202 папа Иннокентий III в письме к византийскому императору напомнил о необходимости восстановления церковной унии, естественно, во главе с Римской церковью, но получил отказ. Не исключено, что неприязнь папы послужила латентным благословлением превратить Константинополь в главную цель похода. В том был кровно заинтересован и главный кредитор кампании – Венеция, которая в конце XII века вела ожесточённую борьбу с Византией за первенство в торговле с Востоком.

Венеция снарядила флот из 480 кораблей для перевозки французских крестоносцев и собственной армии. Первоначально целью похода был заявлен Египет – в качестве плацдарма для нападения на Палестину. Однако Венеция, воспользовавшись доминирующим положением кредитора, перенаправила его на хорватский город Задар – своего главного соперника в Адриатике. За разграбление христианского города папа отлучил крестоносцев, постыдно забывших о высоких целях предприятия, от церкви. Но их это не остановило. Дож Венеции Энрике Дандоло, войдя в сговор с предводителем крестоносцев итальянским маркизом Бонифацием Монферратским, перенаправил поход после Задара на Константинополь. В 1204 году банда армия Католической церкви захватила его.

Для Венеции главным бонусом было ослабление Византии, для рыцарей – её богатства, но и Венеция не отказалась от них. Робер де Клари, участник похода и автор мемуаров «Завоевание Константинополя», утверждал, что в столице Византии находилось две трети всех богатств мира. Его восхищению не было границ:

Там было такое изобилие богатств, так много золотой и серебряной утвари, так много драгоценных камней, что казалось поистине чудом, как свезено сюда такое великолепное богатство. Со дня сотворения мира не видано и не собрано было подобных сокровищ, столь великолепных и драгоценных. И в сорока богатейших городах земли, я полагаю, не было столько богатств, сколько их было в Константинополе!

Город подвергся тотальному разгрому и ограблению. Были преданы огню целые кварталы, беспощадно разграблен храм Святой Софии. «Святые отцы» из обоза крестоносцев вывезли в европейские церкви и монастыри множество реликвий. Знаменитая квадрига, и поныне украшающая главный собор Венеции святого Марка, тоже была украдена в Константинополе. Активное участие католических храмов в ограблении и разделе имущества христианских же храмов, даёт наглядное представление о степени доминирования в Католической церкви светского начала. Можно даже сказать не светского, а делового хищнического.

Величайшее в истории ограбление оценивают в 4 000 000 марок серебра. Учитывая, что марка – 249 г, объём награбленного соответствует 1000 т серебра. Доля венецианцев в добыче крестоносцев составила три восьмых, остальное «рыцари» разнесли по Европе. Представление о покупательной способности серебра даёт сделка Венеции с Бонифацием Монферратским – она выкупила у него остров Крит за 1000 марок, т.е. 250 кг серебра.

После похода последовал раздел Византии, по итогам которого торговые пути в Персию, Индию, Сирию и Египет перешли под полный контроль Венеции. Резкое расширение морской торговли с богатейшими регионами мира перенаправило в Европу на постоянной основе новый обширный поток золота и серебра, дополнением к золоту Мали, и предъявило существенный дополнительный спрос на товарную продукцию из Северной Италии.

Допинг крестовых походов

Итак, первые крестовые походы влили в Европу мощнейшую дозу допинга – обеспеченного деньгами платёжеспособного спроса – то, что жизненно необходимо для развития товарного производства. Регулярная подпитка золотом Мали началась с XII века. А в самом начале XIII была сделана ударная инъекция – одноразовое вливание драгоценных металлов в объёме примерно равном вековой собственной добыче Европы. К этому следует добавить постоянный поток золота и серебра из Персии, Индии, Леванта, Египта.

Сверхдопинг придал мощный импульс побегу в классический капитализм – на нём просто не мог не случиться взрыв товарного производства и обмена. А Святой Престол обеспечивал его поддержанием зон вакуума имперской власти.

Разобравшись с предпосылками к побегу и выполнением необходимых условий, перейдём к обсуждению его сюжета и исполнителя главной роли.

Геополитические козыри Тосканы

Если Северная Италия имела геополитические козыри по отношению к другим территориям, то у Тосканы таковые имелись относительно самой Северной Италии. Представление об уникальности положения Тосканы даёт карта:

Тоскана расположена в верхней части «голенища» сразу над Папской областью. Поэтому Священная Римская империя, защищавшая её от вторжений с юга, тем самым служила военным зонтиком и для Тосканы.

Тоскана, вследствие непосредственного соседства с Папской областью, оказалась в точке равнодействия двух центров административной силы – близкого, но административно слабого Святого Престола и административно сильного, но далёкого имперского. Административному безвластью содействовало и нависшее над Тосканой «галифе» из городов Ломбардской лиги – мощный силовой буфер между нею и имперским центром. Поэтому Тоскана оказалась уж вовсе территорией безвластья – раем для континентальных капиталов:

Цель и первой, и второй Ломбардской лиги – борьба с империей против её господства в городах Ломбардии. На рисунке отражены сроки действия союзов, созданных для реального вооружённого противостояния. Так, к примеру, городские ополчения Первой Ломбардской лиги в битве при Леньяно в 1176 наголову разбили рыцарей Фридриха I Барбароссы, что вынудило его признать в 1183 самостоятельность ломбардских городов. Даже хитрой и изворотливой Венеции пришлось войти в состав первой Лиги. Тоскана же сей участи избежала, воспользовавшись союзами в качестве бесплатного силового зонтика – ещё один бонус её геополитического положения.

Три главных континентальных города Тосканы – Лукка, Сиена и Флоренция – выигрышно расположились и относительно моря: в сравнительной близости к нему и к Пизе – одному из трёх главных центров морской торговли. Флоренция, оказавшаяся в 70 км от Пизы, была связана с нею удобной транспортной артерией – рекой Арно. Начиная именно от Флоренции, река была судоходна для маленьких судов и барок. Поэтому её доступ к морским коммуникациям оказался самым удобным и дешёвым:

Наконец, все три города имели удобный выход к главной сухопутной артерии Средневековья – Дороге франков. Через Лукку и Сиену она попросту проходила, а Флоренция была связана с ней всё той же незамерзающей рекой Арно. Но доступ к Дороге франков – преимущество весьма условное, поскольку в Средние века дальние сухопутные коммуникации были дорогими и опасными:

Перечисленные козыри превратили три города Тосканы в уникальную территорию для создания промышленного района, востребованного морской торговлей. Не случайно все три выросли в города-республики, наряду с грандами морской торговли Венецией и Генуей, см. выше карту «города-республики».

Флоренции удалось оторваться от двух других главных континентальных городов Тосканы – Лукки и Сиены – и совершить воистину фантастический прорыв в классический капитализм. Тому отчасти способствовал такой фактор, как роль личности в истории.

Роль личности

В социогенезе наряду с объективными факторами действует личностный, облекающий объективные процессы в конкретную форму и придающий им конкретную траекторию. В Тоскане таковой личностью стала маркграфиня Матильда Тосканская 1046-1115, также известная как Матильда Каносская, правившая с 1055 по 1115. Начало её правления совпало с окончательным расколом в 1054 христианской церкви на Римско-католическую и Православную – момент, когда те и другие предали друг друга анафеме.

Матильда была неразлучным другом и пламенной союзницей папы Григория VII, оказавшей ему поддержку в период борьбы за инвеституру, подробнее в предыдущей заметке. Именно она в январе 1077 укрыла папу в своём замке в Каноссе, когда Генрих IV нежданно явился к нему с покаянием. Король, стоя на коленях у ворот замка, вымаливал у Григория VII прощение.

Позже в 1080-1081, в продолжение конфликта, Матильда не испугалась выступить военным союзником папы, но её армия была отброшена превосходящим войском Генриха IV. Такова была эта женщина – одна из немногих средневековых аристократок, способных лично руководить военными действиями. Её вражда с Генрихом продолжилась и после смерти папы.

Флоренции Матильда оказала неоценимую услугу: в начале XII века она перенесла туда из Лукки столицу маркграфов Тосканских. Столичный фактор, несомненно, способствовал бурному взлёту Флоренции.

Свои ленные земли и поместья маркграфиня завещала римской церкви. Борьба между империей и Святым Престолом за наследие Матильды продолжалась до XIII века. Междоусобица лишь усилила состояние безвластья, как следствие, города Тосканы быстро развивались и с минимальным вооружённым противостоянием добились той же независимости, что и города Ломбардии. Маркграфство Тосканское, в которое помимо Тосканы входила область Эмилия-Романья и краешек Ломбардии, распалось в итоге на ряд городских коммун и республик: Флоренция, Лукка, Пиза, Сиена, Ареццо, Модена, Реджо-Эмилия, Парма, Мантуя.

Кот из дома, мыши в пляс

Уже в 1116, на следующий год после смерти Матильды Каносской, Флоренция провозгласила себя независимой городской коммуной.

Длившаяся затем весь XII век борьба императоров и пап за наследство Матильды лишь укрепила политическую власть капиталов. Во Флоренции, начиная с 1207, для руководства городом избирался подеста – так назывался глава администрации средневековых итальянских городов-государств, который, впрочем, был лишь прикрытием: на практике городом к тому времени правил олигархический совет.

Первая демократия Флоренции

В XIII веке императоры предприняли последнюю попытку привести Италию к общему имперскому знаменателю. Император Фридрих II 1220-1250 попытался подчинить Италию своей власти, опираясь на помощь королевства Силиция, что привело к длительной борьбе с папами Григорием IX 1227-1241 и Иннокентием IV 1243-1254, которых поддержали итальянские города, читай капиталы.

Флоренция в 1238 под жёстким силовым давлением была вынуждена признать сюзеренитет Империи. Приход к власти в республике сторонников императора – гибеллинов – вызвал недовольство большей части горожан. В 1248 году ведущие гвельфские семьи – сторонники папской власти, а вернее безвластья – покинули Флоренцию.

После смерти в 1250 Фридриха II практически вся Тоскана восстала и сбросила власть гибеллинов. С 1250 по 1260 в республике установилась Primo Popolo – первая демократия (popolo – народ). Социальная база власти существенно расширилась за счёт опоры на пополанов – так в XII-XIV веках в Северной и Центральной Италии называли цеховой торгово-ремесленный люд. Совет цехов стал одной из опор власти. Вместо подесты, правившего в интересах очень узкого круга олигархии, республику возглавил капитан народа – военачальник и глава коммуны пополанов. Был создан Совет старейшин – новый муниципальный орган с правами финансового и фискального управления республикой, в который вошли представители всех районов города.

Ослабление империи

Длительная концентрация Фридрихом II усилий на итальянском направлении привела к общему ослаблению имперской власти, поскольку недостаток сил внутри Германии вынудил его пойти на существенные уступки немецким князьям. «Постановление в пользу князей» от 1232 признало за ними суверенные права в границах их владений, что заложило правовой фундамент для формирования полунезависимых наследственных княжеств.

Фридрих II стал последним представителем династии Гогенштауфенов на престоле империи. После его смерти в 1250 последовал длительный период междуцарствия, прерванный в 1273 коронацией графа Рудольфа I – основателя Австрийской монархии и первого представителя династии Габсбургов на престоле Священной Римской империи. Однако заложенную Фридрихом II бомбу было не остановить: значение центральной власти продолжило падать, тогда как влияние правителей региональных княжеств в ущерб власти императора возрастать.

Священная Римская империя фактически лишилась влияния на Апеннинском полуострове. Она всё более ограничивалась границами немецких земель, превращаясь в национальное государственное образование немецкого народа. Параллельно с этим началось  и постепенное освобождение из-под власти папы имперских учреждений Германии. На столь благостном фоне в Тоскане окончательно восторжествовал гвельфизм. Но гибеллины сдались не сразу.

Обратное торжество партии гибеллинов

В 1260 гвельфы решились взять власть во всей Тоскане и перешли в наступление. Флорентийская армия, усиленная гвельфскими коммунами других городов, атаковала Сиену – оплот гибеллинов. Однако феодалы, которых продолжил поддерживать король Манфред Сицилийский – союзник империи и бастард Фридриха II, не собирались уступать власть Капиталу. В битве при Монтаперти армия Флоренции была наголову разбита. Как ни крути, обученность феодалов профессиональному ведению боевых действий в целом была выше, чем у вальвассоров и ополчения. Спустя неделю войска Сиены вошли во Флоренцию.

Власть вновь перешла к гибеллинам. Конституцию республики отменили, гвельфов изгнали из города. Их имущество было конфисковано, дома и башни разрушены. Изгнанники нашли убежище в Лукке – единственном городе Тосканы, оставшемся под управлением гвельфов. Однако вскоре гибеллины атаковали и Лукку, после чего вся Тоскана оказалась в их власти.

Роман Святого Престола с Большими Капиталами

Для капиталов все описанные выше коллизии означали изменение политического ландшафта в чуть более или менее благоприятном направлении. Страдала лишь выстраиваемая ими политическая надстройка, тогда как процессы собственного расширенного воспроизводства практически не затрагивались: частная собственность при всех вариантах развития событий в целом оставалась неприкосновенной.

И всё же гвельфы для Больших Капиталов были предпочтительнее. Вмешательство в управление со стороны понтификов было заведомо мягче королевского, поскольку они не имели мощной структуры проекции административной и военной силы. Поэтому капиталам иметь дело со Святым Престолом было явно удобнее – он играл в одной с ними силовой «лиге». Между сторонами завязался роман, выражавшийся во взаимной ситуативной поддержке в противостоянии королевской и имперской власти и их политическому крылу – партии гибеллинов. При этом одна из сторон полагала, что имеет неоспоримое преимущество в паре вследствие своих недостижимых духовных высот. Вторая небезосновательно рассчитывала на колоссальную латентную силу денег.

Снобизм понтификов сыграл с ними злую шутку – им показалось, что они имеют дело с «пищей». Именно так в упоении духовного всевластья рассматривался ими Капитал – как один из ресурсов для пополнения казны. И это было колоссальной ошибкой – «пища» в итоге разъела Католическую церковь изнутри. В вопросе: «Кто кого приручил и использует?» – одна из сторон явно ошибалась. Подобного рода заблуждение в отношении Капитала порой настигало и монархов, что стоило жизни их государствам.

Одна из глав романа понтификов с Большими Капиталами

Борьба за власть в Тоскане явила нам очередные подтверждения романа понтификов с Большими Капиталами: в той геополитической конфигурации папы очевидно сыграли на их стороне против имперской власти. Но и с нею они не прерывали, пока был спрос, торговлю своим божественным благословением, обращаясь, когда возникала крайняя нужда, за монаршей военной помощью.

После поражения в 1260 гвельфов Тосканы Святой Престол в заботе о своей пищевой базе вступился за них, наложив на купцов Сиены санкции. В 1266 папа Климент IV 1265-1268 обратился за помощью к французскому принцу Карлу Анжуйскому, пообещав ему благословение на корону Сицилии. В том же 1266 в битве при Беневенто Манфред Сицилийский был повержен и убит, а год спустя Карл Анжуйский вторгся в Тоскану. Его кампания в значительной мере была профинансирована флорентийскими банкирами. Одна только весть о подходе французской армии заставила гибеллинов бежать. Через три года под контролем гвельфов оказалась вся Тоскана, теперь надолго.

Карл Анжуйский был избран в 1267 на пост подеста Флоренции и сохранял должность в течение тринадцати лет. Он взял в свои руки всю внешнюю политику Флорентийской республики. Рост в Италии его влияния, а с ним влияния Франции, не устраивал Святой Престол, и вызвал недовольство папы Григория X 1271-1276. Он пытался добиться соглашения между умеренными гвельфами и гибеллинами, что обесценило бы для гвельфов покровительство Карла Анжуйского. Только в 1280 папскому легату кардиналу Латино деи Франджипани удалось достичь соглашения, и в тот же год Карл Анжуйский был смещён с поста подеста республики, что означало падение власти анжуйцев.

Антифеодальная революция

Привилегии, полученные флорентийскими купцами благодаря Карлу Анжуйскому во Франции, Неаполе и других государствах способствовали бурному росту их европейской торговли, что резко усилило влияние торговых цехов, читай Больших Капиталов. После 1280 они захватили власть в республике через институт своих представителей – приоров цехов. Режим приората обеспечил господство «жирного народа» – popolo grasso – торговой верхушки объединённой в семь «старших цехов». С 1287 к приорату присоединились пять «средних цехов». С феодальной аристократией Капитал не церемонился: нобили сохранили право на участие в управлении, но при условии, что вступят в один из двенадцати правящих цехов.

Неудачная война в 1288 с гибеллинской Пизой подогрела крайнюю степень недовольства феодальной аристократией, олицетворявшей армию. Воспользовавшись им «жирный народ» старших цехов инициировал принятие в 1293 «Установлений справедливости» – конституции Флоренции. Это был первый в Европе антифеодальный закон, лишивший феодальные аристократические фамилии политических и гражданских прав, тем самым позволивший Большим Капиталам Флоренции окончательно получить всю полноту политической власти. Более того, знатные семьи обязали покинуть город. В приорат помимо семи приоров от «старших цехов» и пяти от «средних» добавили для имитации демократии двух представителей «младших цехов», объединявших бедные слои ремесленников или «тощий народ» – popolo minuto. Охрана конституции была поручена высшему должностному лицу, командовавшему городским ополчением.

Но самым важным пунктом «Установлений справедливости» стало освобождение крестьян от крепостной зависимости на всей территории Республики, что устранило последние барьеры на пути свободного перетекания рабочей силы. Держатели земли не особо возражали, поскольку с ростом городов сложился широкий рынок продовольствия, открывший непосредственным производителям возможность его реализации за деньги. Поэтому для держателей земли стал энергетически целесообразным переход от отработочной (барщина) и продуктовой (плата натурой) ренты к аренде земли – монетизированной форме земельной ренты.

Расцвет классического капитализма во Флоренции

Ещё при Матильде Каносской, но особенно после учреждения в 1116 коммуны Флоренция вступила в эпоху активного развития ремесленного производства. Финансовым фундаментом роста, напомним, стала активизация с конца XI века торговли с Магрибом, как следствие, хлынувшее в Европу золото Мали. Купцы Флоренции закупали невыделанные полотна из Фландрии и Франции, краски из Леванта, местные ремесленники производили их тонкую отделку и окраску, после чего ткани продавались за пределами Тосканы. Таким образом, относительно высокая инфраструктурная связность Европы и Средиземноморья способствовала углублению разделения труда уже на международном уровне.

Выше мы разбирали, что если давать оценку качеству геополитического положения с позиций Капитала, то все прочие континентальные города Северной Италии проигрывали Флоренции. Столичный статус, удобный доступ к морской торговле по реке Арно, слабость имперской власти как предпосылка к политическому доминированию капиталов послужили промышленному взлёту города уже в XII веке.

Флоренция, так или иначе, всегда добивалась доступа к морским коммуникациям, поскольку сухопутные были медленнее, опаснее и дороже. Тому примером события 1171 года, когда Пиза, испытывая сложности в борьбе с Генуей и императором Фридрихом I Барбароссой, обратилась к Флоренции за военной помощью. Та её оказала, истребовав в обмен торговые преференции, в частности, уступки в сфере перевозки грузов и возможность использования инфраструктуры гаваней для хранения своих товаров.

Пик расцвета Флоренции пришёлся на XIII – первую половину XIV века. О его темпах свидетельствует рост населения города в начале XIII века скачком с 15 до 50 тысяч. «Взрыв» удивительным образом синхронизирован с великим ограблением в 1204 Константинополя, обеспечившим грандиозное вливание золота и серебра в денежное обращение Европы и расширение морской торговли. Обилие денег и устойчивый спрос на товарную продукцию на десятилетия стали фундаментом прироста континентальных капиталов.

Капиталы Флоренции, не имея, как Венеция, Генуя или Пиза, доступа к высокой ренте от морской торговли, вынужденно оттачивали навыки в присвоении производственной ренты. Они продолжили специализироваться в изготовлении и выделке шерстяных тканей – высокотехнологичном производстве с высокой добавленной стоимостью, непрерывно его совершенствуя. Их трудами производственная рента, опираясь на достигнутый общий технологический уровень, глубину разделения труда и массовость производства неожиданно приняла формат эксклюзивной. На её богатых дрожжах произошёл невероятно бурный рост капиталов. Дополнив технологическое лидерство цепью глубоких политических преобразований, они превратили Флоренцию в идеальную территорию для своего расширенного воспроизводства.

Город оказался в уникальной экономической нише, где у него фактически не было конкурентов – стал первым индустриальным центром. Найденный вектор развития – глубокая энергетическая оптимизация процессов производства – привёл к зарождению во Флоренции первых шерстоткацких и сукнодельческих мануфактур, на которых трудились наёмные рабочие – чомпи:

Переход к мануфактурам был предопределён объективным ходом развития промышленности. Первыми мануфактурами можно считать предприятия по производству сукна во Флоренции, появившиеся в XIV–XV веках.

Известно, что флорентийское сукно являлось экспортным товаром, на который существовал огромный спрос в Европе. Закупка шерстяного сырья и его доставка на предприятия сосредоточились в руках купечества, поскольку для торговых операций требовались значительные капиталы. Скупщики одновременно являлись и собственниками мастерских, где наёмные рабочие очищали, мыли, сушили, чесали шерсть, которая потом попадала в мелкие надомные мастерские, производившие пряжу. После этого купцы-посредники продавали пряжу в ткацкое производство, затем в окончательную обработку – стрижку и окраску. Таким образом, процесс производства делился на отдельные стадии, проходившие на различных специализированных предприятиях с применением наёмного труда.

В 1330-х во Флоренции насчитывалось от 200 до 300 крупных суконных мастерских, где ежегодно вырабатывалось до 1,6 миллионов метров дорогого тонкого сукна. На предприятиях по переработке шерсти трудилось около 30 тысяч человек. Несколько тысяч работников было занято в мастерских по окраске и отделке шерстяного волокна. Именно эти мастерские послужили основой для создания суконных мануфактур, Т.М.Тимошина, «Экономическая история зарубежных стран».

Разрабатываемая капиталами Тосканы золотая жила ниша оказалась настолько перспективной, что по скорости экономического роста Флоренция в XIII-XIV веках опередила все без исключения города-государства Италии, включая морские. Объективным тому свидетельством сопутствующий демографический взрыв:

В течение долгого времени Флоренция отставала от своих соседей и соперников, особенно от Пизы, являвшейся в XII – начале XIII века самым крупным и наиболее процветающим городом Тосканы, однако преодолела разрыв за несколько десятилетий. По данным исследователей, имея в конце XII века 15-тысячное население, она в начале XIII века достигла примерно 50 тысяч жителей – цифра, представляющаяся многим историкам завышенной, около 1260 года – 75 тысяч, в 1280 году – 85 тысяч и, наконец, в конце XIII века – 100 тысяч. Тем самым она опередила все тосканские города: Сиена в 1328 насчитывала 50 тысяч жителей, Пиза в 1293 – 38 тысяч, Лукка – 23 тысячи. Флоренция встала в ряд наиболее населённых городов Северной Италии: Милан – 65 тысяч жителей, Генуя – 60 тысяч, её опережала лишь Венеция с более чем 100 тысячами жителей.

Рост численности населения обеспечивался за счёт притока переселенцев из сельской округи. Однако прибывал не только неквалифицированный пролетариат, но и немало ремесленников, торговцев и даже «интеллектуалов», в частности, нотариусы.

Демографический рост замедлился лишь в первые десятилетия XIV века. Один из лучших знатоков Флоренции XIV века французский историк Шарль Де Ла Ронсьер, 1870-1941, без колебаний даёт оценку численности населения в 1300 г. в 110 тысяч человек, что делает город одним из самых многонаселённых во всей Италии, ссылка.

Имеются оценки числа жителей к началу XIV века в 120 тысяч жителей. В любом случае только Венеция, Флоренция и, может быть, Милан сумели превысить уровень в сто тысяч жителей.

Финансовый символ успеха

В XIII веке в Европе сформировались два столпа присвоения эксклюзивной ренты: производственную в основном взимала Флоренция, морскую – Венеция. Был и третий игрок – корпорация Иврим, взимавшая корпоративную ренту, тоже эксклюзивную, но её функционирование и успех, как всегда, были латентными. Естественно, у каждого из лидеров были свои соперники и догоняющие. С Флоренцией соперничали континентальные города Северной Италии, а в сфере нижнего передела – Франция и Фландрия. С Венецией в XIII-XIV веках, до фатального поражения в 1381 в войне при Кьодже, отчаянно боролась Генуя. И Флоренция, и Венеция вышли победителями – каждый город в своей нише. У корпорации Иврим был свой соперник – Орден тамплиеров, который тоже выбыл из игры из-за своей зависимости от поддержки со стороны папы римского.

Сложившаяся в Северной Италии дуополия Больших Капиталов нашла отражение в финансовой системе Европы.

В эпоху Раннего Средневековья главным средством обращения были серебряные деньги. Но к середине XIII века они перестали удовлетворять потребности торговли: рост объёмов товарной массы и сделок потребовал монеты бóльших номиналов. Очевидной мерой стало подкрепление хождения серебра золотыми монетами, обращение которых в Европе до XIII века было незначительным – в большинстве своём это были византийские солиды, называемые «безантами». Отсутствие полновесной золотой монеты становилось помехой дальнейшему развитию процессов обмена и накопления.

Первой на запрос ответила быстро богатевшая Флоренция: в 1252, в период первой демократии 1250-1260, она начала чеканку знаменитого флорина с содержанием золота 3,53 гр. На его аверсе был выбит герб Флоренции – цветок лилии. Флорин стал самой популярной в Европе монетой, молчаливо свидетельствовавшей о превращении Флоренции не только в производственный, но и в финансовый центр.

Венеция – второй участник дуополии – тоже выпустила свою золотую монету, явно в подражание флорину, с таким же содержанием золота, но с заметным опозданием – в 1284. Монета с изображением дожа получила название дукат (по-итальянски дож – dux), второе её название – цехин.

Корпорация Иврим, в силу латентного статуса не стремилась и не могла оформить свою финансовую мощь в политическую власть, следовательно, не имела возможности чеканить монету.

Термин «флорин» стал нарицательным – названием для всех высокопробных золотых монет стандартного веса 3,5 г, даже если на них не было изображения лилии. «Дукат» стал его синонимом.

Флорины выпускали Лукка, Папская область, Милан, Савойя. С XIV века клоны чеканились во Франции и Англии. В Германии и Нидерландах флорин получил название гульден – «золотой». Но нишу «мировых» денег Европы надолго заняли оригинальные флорин и дукат, что немудрено: чекан клонов и содержание золота в них могли меняться по два-три раза в год, бывало и чаще. Тогда как Флоренция и Венеция веками хранили их неизменными: Флоренция до 1523, пока не перешла на венецианские цехины (дукаты), дукат же не менялся в течение более пятисот лет.

Промежуточный итог

В начале заметки мы сформулировали четыре характерных признака классического капитализма:

1) кардинальное углубление разделения труда

2) вызванная им трансформация производственной ренты в эксклюзивную

3) вынужденный осознанный демонтаж феодализма

4) политическая власть Больших Капиталов.

Все они реализовались во Флоренции, что позволяет судить о том, что ей удался побег в классический капитализм. Почему короткий побег, а не глубокое погружение – мы разберём ниже.

Неизбежность кризиса

Скачкообразное увеличение в Европе в 1204 денежной массы стало главным стимулом к развитию товарного производства. Его бурный рост имел следствием столь же бурное ускорение накопления свободных капиталов.

В первой половине XIII века это не приводило к эксцессам. Во-первых, невозможно было сразу израсходовать потенциал византийского джокера. Во-вторых, и это главное, расширение предложения товаров требовало инвестиций в производство, а они тут же перерабатывали свободные капиталы обратно в платёжеспособный спрос. О темпах расширения производства в первой половине XIII века, следовательно, и интенсивности инвестиций свидетельствует всё тот же бурный рост населения Флоренции с 15 до 75 тысяч.

На первых порах свободные капиталы эффективно утилизировались и через элитарное потребление, в которое окунались семьи, дорвавшиеся до своих первых больших денег. Так, к примеру, во Флоренции семья, заработавшая первые 20 тысяч флоринов, сразу приступала к строительству дворца. Тем самым они перерабатывали накопленные свободные капиталы в платёжеспособный спрос со стороны строителей, мебельщиков, драпировщиков, художников, кузнецов и прочих изготовителей роскоши.

Закавыка в том, что при наличии платёжеспособного спроса рост товарного производства, а с ним и предложения товаров, продолжается непрерывно и, в конце концов, превышает возможности наличествующего в обращении объёма денег обслуживать процессы обмена и накопления. Византийский джокер сослужил службу, но во второй половине XIII века, несомненно, сдулся. Европе требовался значимый постоянный приток новых денег в объёме, существенно превышавшем добываемые к тому моменту около 10 т серебра в год и выручку в Мали, Индии, Леванте и пр. К тому же помощь морской торговли в регенерации денежного обращения была сродни американской: с одной стороны, она генерировала платёжеспособный спрос из внешних источников денег, с другой, она же его и пылесосила, реализуя доставляемые заморские товары. Что ж, эффективность морской торговли требовала двусторонней загрузки.

Без вливания в экономику денег из новых источников её ждала недостаточность спроса или избыток товаров, если желаете. За этим следует мгновенная остановка инвестиций, что ведёт к практически полному и быстрому вымыванию денег из обращения в накопления, а с тем к коллапсу обмена и производства. Все перечисленные механизмы кризиса подробно разобраны на элементарной модели экономики изолированного Острова в заметке Мировой кризис 32: две главные проблемы Цивилизации.

Первый антикризисный джокер

Кризис непременно случился бы во второй половине XIII века, если бы не европейский джокер – месторождение серебра Кутна-Гора в Чехии.

Серебро с конца XII века стало символом богатства Чехии. Но главный всплеск его добычи произошёл во второй половине XIII века, когда после 1280 в Кутна-Гора случилась «серебряная лихорадка». Туда за «большими» деньгами устремились до ста тысяч бедняков из разных стран. Вокруг шахт выросло хаотическое нагромождение из лачуг, трактиров, бань, лавок и пр. В самих рудниках трудилось 60 тысяч горняков. В результате с 1290 по 1350 в Кутна-Гора ежегодно извлекалось более 20 т серебра, что сразу нарастило европейскую добычу более чем в два раза.

В Кутна-Гора был построен город с монетным двором, где с привлечением флорентийских мастеров была налажена чеканка крупной серебряной монеты – пражского гроша. Вес первых грошей составил 3,955 г при содержании чистого серебра 3,71 г.

Но самое главное, чешский король Вацлав II 1283-1305, не исключено, что с подсказки всё тех же флорентийцев, реализовал самую важную часть денежной реформы, ставшей в тот момент спасительным кругом для денежного обращения Европы – запретил свободное хождение в Чехии серебра. Собственники рудников обязаны были сдавать его на монетный двор, получая взамен монету. Тем самым удалось предотвратить утекание бóльшей части серебра на изготовление украшений и посуды. Иностранцам оно доставалось только монетой за свой товар.

Благодаря реформе Кутна-Гора стала крупнейшим эмиссионным центром, чешские грошены – стандартом серебряной монеты, а Чехия – богатейшим государством. Столь обильный источник денег поднял и укрепил статус королевства Чехия в Священной Римской империи, а королевская казна получила свой главный, очень обильный в эпоху Классического Средневековья источник доходов – плату за чеканку монеты, которая была немалой.

Реформы Вацлава II позволили нарастить ежегодное вливание в денежное обращение европейского по происхождению монетного серебра не в два-три раза – пропорционально росту добычи, а существенно больше, возможно, на порядок.

Второй антикризисный джокер

Не стоит сомневаться, что производственные капиталы Европы, наращивая в высоком темпе основной капитал, технологическую и финансовую мощь, столь же быстро съели эмиссионные возможности Кутна-Гора. Им в помощь в первой половине XIV века сыграл второй джокер – одно из богатейших в Средние века месторождений золота и серебра в Кремнице. Расположено оно в Словакии, тогда принадлежавшей Венгрии. Начало его активной разработки инициировал во второй половине XIII века венгерский король Бела IV 1235-1270.

Однако денежному обращению Европы требовалась монета, а не золото и серебро, перерабатываемые в посуду и украшения. В 1328 король Венгрии Карл Роберт 1310-1342 предоставил Кремнице статус свободного королевского города с правом чеканки монеты. Монетный двор в Кремнице начал чеканить венгерские гроши, подобные пражскому, золотые флорины, потом дукаты. Он на столетия стал главным эмиссионным центром Венгрии и очень важным для Европы, а Кремницы практически мгновенно превратили во второй после Буды город королевства – столь велика сила денег.

В 1340-1350 в Кремнице ежегодно добывалась 1 т золота и около 3 т серебра. Учитывая соотношение стоимости золота к серебру 15:1, Кремница в первой половине XIV века вливала в денежное обращение Европы объём денег почти эквивалентный Кутна-Гора. Их совместными последовательными усилиями по регенерации денежного обращения кризис платёжеспособного спроса в Европе, а с ним и всего классического капитализма, удалось сдвинуть почти на середину XIV века. Но остановить его железную поступь было не в их силах.

Первые шаги кризиса

К началу XIV века Флоренция превратилась в монстра, накачанного мощными мускулами производительных сил, который с огромной скоростью и в огромных объёмах перерабатывал платёжеспособный спрос Европы, выкачивая из него золото и серебро в свободные капиталы:

Флорентийские компании, а именно во Флоренции появился в XIII веке термин «компания» – compagnia, вели самый доходный за всю историю Средних веков суконный бизнес. Финансовая мощь республики возрастала с каждым днём. Уже в 1320 оборот сотни крупнейших компаний Флоренции составил 6 млн. флоринов, что превышало, к примеру, доход британской казны в 100 раз. А доход городской коммуны превысил отметку в 300 тыс. флоринов, А.Е. Герасимов, «Банкротства».

Доход городской казны Флоренции, судя по цифрам, тоже превышал бюджет английской короны, но «всего» в пять раз. О чём ещё говорят цифры? О том, к примеру, что выручка в 6 млн. флоринов эквивалентна 21 т золота. При минимальной тогда рентабельности в 20% прибыль флорентийских компаний составляла около 3,5 т золота в год, а это эквивалентно 50 т серебра, что в разы превышало всю его годовую европейскую добычу. Элитарное потребление, налоги, церковная десятина, безусловно, съедали часть этой суммы, возвращая деньги назад в обращение, но вряд ли больше половины. Большую часть из остававшегося после этого на руках тоже следовало вернуть в денежное обращение, дабы не обрушить его. И сделать это можно было только через инвестиции.

Однако рост производительных сил Флоренции, который, судя по демографической динамике, продолжался весь XIII век, в первой четверти XIV явно замедлился, возможно, и вовсе остановился. Тому подтверждением данные о сокращении населения со 100-120 до 90 тысяч. А замедление роста производительных сил означает не что иное, как замедление инвестиций — инструмента переработки накапливаемых свободных капиталов обратно в платёжеспособный спрос.

Меж тем производственная мощь Флоренции и не думала снижать интенсивность переработки платёжеспособного спроса в накопления, продолжая в огромных объёмах выкачивать деньги из обращения Европы, тем самым подталкивая его к дистрофии:

Недостаточность средств обращения подтверждается, к примеру, теми значительными затруднениями, которые вызывал всякий крупный платёж. Ввиду недостатка монеты в обращении для обеспечения ими происходило принудительное изъятие золота и серебра в виде артефактов. Так, например, в 1313, 1332 и пр. годы во Франции издавались распоряжения, чтобы всякий принёс треть своих вещей из золота и серебра для перечеканки в монету, которую население получало по истечении определённого времени, т.е. де-факто имел место заём со стороны короны. Также ювелирам запрещалось выделывать предметы свыше определённого веса, а то и вообще практиковалась временная приостановка их производства. Вследствие крайней нужды в деньгах короли были вынуждены неоднократно прибегать к выпуску кожаных денег – прототипу современных бумажных. Более ранние виды денег – различные продукты, неметаллы, хотя и встречались несравненно реже, чем в предшествующий период, но всё же не выходили из употребления, ссылка.

Немудрено, что при таком дефиците денег в обращении государи предпринимали меры, препятствовавшие их утеканию за пределы королевств:

Недостачей монеты объясняются повсеместные запреты вывозить золото и серебро в слитках, монете и утвари без особого на то разрешения короля, как и уплачивать ими по векселям. Отсюда и требование к приезжим купцам, в частности в Венеции и в Англии, приобретать товары на всю вырученную в данном месте сумму. Порой действовали более мягкие запреты, имевшие целью предотвращать вывоз из страны лучшей монеты и только её, как это, к примеру, было во Франции в годы особенно сильной порчи монеты, ссылка.

Жёсткий дефицит денег в обращении, как следствие недостаточность платёжеспособного спроса, служат явными признаками приближения кризиса. Об этом косвенно свидетельствовала и монополизация экономики, всегда сопутствовавшая его началу: мелкие и средние капиталы не выдерживали битвы за спрос в условиях его дефицита, и их подъедали большие акулы. Так, во Флоренции решением приората ввоз из-за границы необработанной шерсти и сукна был поручен компаниям Барди и Перуцци, тогда как остальным оставили только их переработку и окрашивание. А к 1330 Барди и Перуцци сумели поглотить многих «товарищей» по ремеслу, пододвигая экономику Флоренции к олигополии.

Миланское герцогство, как косвенное свидетельство кризиса

В XI – начале XIII века капиталы Милана и других городов Ломбардии были в лидерах забега в классический капитализм на растущем платёжеспособном спросе. Именно Милан первым получил независимость и возглавил Ломбардскую лигу в борьбе за городские коммуны против сеньоров и империи. Однако по мере ожесточения конкуренции за массовый спрос Милан стал проигрывать Флоренции, имевшей явные геополитические козыри. Обратный разворот Милана от городской коммуны к феодализму тоже стал одним из индикаторов назревавшего кризиса – того, что спроса на всех явно не хватает.

Относительная слабость миланских капиталов привела к тому, что в Ломбардии восторжествовали гибеллины. В 1277 архиепископ Оттоне Висконти, опираясь на поддержку императора, перехватил контроль над городом у семьи Дела Торе и окончательно сменил форму правления с республиканской, в её олигархическом варианте, на режим наследственной синьории. При Висконти органы городского самоуправления были либо уничтожены, либо выполняли совещательные функции. Так Милан под давлением обстоятельств совершил, не дожидаясь кризиса, дрейф от классического капитализма, где власть отправляет Капитал – прирождённый хищник, клыками рвущий прибыль, к умеренному управляемому капитализму под протекторатом сеньора. В XIV веке влияние Висконти распространилось на соседние с Миланом коммуны.

Производство шерсти и сукна в Милане пришло в упадок – свидетельство победы Флоренции в нише индустриальной ренты, взимаемой с энергетически эффективного поточного производства. Его капиталы вынужденно сместились в нишу элитарного спроса – не столь массового, но всегда обеспеченного деньгами и с более высокой рентабельностью: производство оружия, шёлка, бархата, ювелирных изделий. Милан остался крупным центром торговли с Южной Францией, Германией, Каталонией, Кастилией.

Наследственная власть одного хозяина благотворно сказывалась на Милане – город развивался более гармонично, в том числе избежал гипертрофированного демографического роста. Тому способствовала и умеренная потребность в рабочей силе, спрос на которую в первую очередь предъявляло массовое мануфактурное производство.

Наследственной власти присущ существенно более глубокий в сравнении с Капиталом горизонт планирования, поэтому Милан с лёгкостью реализовывал сложные инфраструктурные проекты. В 1257, ещё в правление семьи Дела Торе, в Милане была завершена прокладка 50-километрового судоходного канала Naviglio Grande, соединившего город с рекой Тичино, начинающейся в Швейцарии. В XIV веке вся Нижняя Ломбардия покрылась сетью ирригационных каналов. К Милану был подведён канал Martesana с другой стороны – от реки Адда. В XVI веке его, как и Naviglio Grande, превратили в судоходный:

Милан получил статус герцогства 11 мая 1395. В тот день Джан Галеаццо Висконти официально принял титул герцога Милана из рук римского короля, так именовали правителей Священной Римской империи до момента их коронации папой, Венцеля I. Высокий, де-факто монархический статус герцога во многом способствовал стабильности власти. Имперская грамота от 1397 признала за Висконти помимо Милана власть над городами Ломбардии, Пьемонте, Лигурии: Бергамо, Брешиа, Вероной, Кремоной, Пармой, Тренто и множеством других.

Род Висконти правил Миланом до 1447, после чего в 1450 его сменила династия Сфорца, продолжившая традицию герцогства.

Первая в истории Цивилизации ФРС

Деньги Кутна-Гора и Кремницы, очевидно, отодвинули момент наступления кризиса. Однако катастрофа денежного обращения была неизбежной, и она случилась бы уже в 20-х годах XIV века, если бы не «героизм» банковских домов Флоренции – Фрескобальди, Спини, Моцци, Аччайюоли и др., в ряду которых своим размахом выделялись Барди и Перуцци.

Свою деятельность в качестве банков они начали, предложив городской коммуне заём на выгодных условиях в обмен на право сбора налогов за помол зерна и винокурение. Их первым крупным иностранным клиентом стал Святой Престол:

Вначале они просто оказывали помощь по перевозке денег, однако несколько позднее ввели практику финансовых гарантий, после чего занялись обычными в наши дни денежными переводами. Ну а когда папам потребовалось ещё больше денег, флорентийцы предложили Святому Престолу замаскированный кредит – получить десятину авансом, а банкиры за вознаграждение должны были сами собрать её. «Непримиримые борцы с ростовщичеством» согласились. Более того, флорентийцы получили от папы право на десятипроцентную маржу. Фактически Барди и Перуцци купили право нарушать догмат «Взаймы давайте, ничего не ожидая от этого».

Такое отступление церкви от своих позиций потребовало обоснования. Тут же появилась теория о золотой середине, оправдывавшая накопление богатств в земной жизни, в том числе получение процентов от ссуды. Известный теолог и богослов Фома Аквинский вообще позволил себе высказывание, за которое ещё лет 50 назад его бы предали аутодафе: «Богатство само по себе не может быть злом».

Выкуп десятины принёс плоды очень быстро. «Свои деньги на хранение купцам Флоренции отдавали многие бароны, прелаты и другие обеспеченные люди Неаполитанского королевства, Франции, Англии… Трудно назвать страну, где не знали бы о флорентийских компаниях, которые благодаря своим весьма разветвлённым связям и крупным масштабам готовы были ссужать любую валюту почти в любом требуемом количестве», – писал Даттео Виллани, флорентийский хронист, член правления компании Перуцци, А.Е. Герасимов, «Банкротства».

Учение Фомы Аквинского оказало большое влияние на католическую теологию и философию. Ещё бы, он фактически подверг ревизии две важные заповеди из Нагорной проповеди Христа. Первая: «Не копите сокровищ не земле, а копите себе сокровища на Небесах, ибо, где сокровище твоё, там будет и сердце твоё». Вторая: «Никто не может служить двум господам, и вы не можете служить и Богу и богатству». С ним католицизм сделал свой важнейший шаг к протестантизму – признанию богатства богоизбранным. В 1323 последовала канонизация Фомы Аквинского, а в 1879 причисление в энциклике папы Льва XIII Aeterni patris к наиболее авторитетным католическим теологам.

К началу контрреволюции духа понтификов подталкивала жажда светской власти и выгоды от сотрудничества с Большими Капиталами. Для Барди и Перуцци покровительство пап тоже было не лишним. Оно помогало взимать долги с гонористых феодалов всех мастей под страхом отлучения от церкви, даже с Ордена госпитальеров Иерусалима, и способствовало экспансии:

Папская курия давала Барди и Перуцци рекомендательные письма ко многим европейским дворам. Так, в 1311 папа римский Иоанн XXII рекомендовал их королю Англии Эдуарду II, причём в качестве своих полномочных агентов.

Британской, а затем и Французской монархиям требовались деньги, и они прибегали всё к новым и новым займам у флорентийцев. Поскольку денег на возврат займа у королей не было, расплачивались они преимущественно привилегиями. Так, с 1314 флорентийцам было даровано право сбыта своей продукции по всей территории Англии «для удовлетворения своих интересов и в целях заботы о делах короля». С 1318 им разрешили назначать своих представителей на государственные должности. В 1324 Барди и Перуцци получили вожделенное право на закупку шерсти по всей территории Великобритании. Наконец компания Барди добилась права взимать таможенные пошлины и некоторые виды налогов в доменах короля. Всё тот же Виллани писал: «Наши компании ныне ведут своими средствами большую часть европейской торговли и питают почти весь мир. Англия, Франция, Италия и многие другие прежде преуспевающие государства оказались от нас в непокрываемой долговой зависимости, и поскольку их годовых доходов не хватает даже на выплату процентов по займам, они вынуждены предоставлять нашим торговцам и банкирам всё новые и новые привилегии. Наши представители взяли под свою руку сбор налогов, таможню и скупку сырья во многих государствах».

В 1327 Мортимеры, финансируемые Барди и Перуцци, свергли глупого и недалекого Эдуарда II, возведя на престол молодого и неопытного Эдуарда III, которому на момент коронации исполнилось 15 лет. Реальной властью молодой король почти не обладал – королевством правила его мать.

В правление Эдуарда III долг Англии вырос до совершенно нереальной суммы в 1,7 млн. флоринов. Неудачная кампания против Шотландии финансировалась за счёт флорентийских домов, выплата огромной контрибуции тоже легла на их плечи, А.Е. Герасимов, «Банкротства».

Не только Барди и Перуцци, другие банковские дома Флоренции тоже осуществляли массовое кредитование субъектов разного масштаба. Столь массовое вливание ими денег позволило не только получать процентный доход и торговые преференции для флорентийской экономики, но и поддержало на пару-тройку десятилетий падавший платёжеспособный спрос.

Барди, Перуцци, другие банки Тосканы выступили в роли финансового насоса. Он перекачивал в платёжеспособный спрос накопления, лежавшие в отсутствии свободных инвестиционных ниш мёртвым грузом, что продлило жизнь первому изданию классического капитализма. Основным препятствием для длительного банкета стал быстрый рост пирамиды долга – в геометрической прогрессии.

Банки Флоренции отчасти выполнили функцию ФРС – взяли на себя регулирование глобального денежного обращения. Возможности «Флорентийской резервной системы», естественно, не идут ни в какое сравнение с американской. В распоряжении флорентийцев не было таких инструментов как эмиссия денег, соответственно, возможность выступать кредитором последней инстанции, не было банковского кредита – инструмента мультипликации денежной массы, не было рынка ценных бумаг и деривативов – инструментов конвертации накоплений в инвестиции, спекуляции, долг, т.е. в платёжеспособный спрос.

Что «ФРС» резервировала? Немощь денежного обращения. В её распоряжении был единственный канал воздействия на финансовую систему – накачка платёжеспособного спроса через долг, что она накануне острой фазы кризиса по мере сил и делала.

Авиньонское пленение пап

Речь пойдёт о событии, лишившем Святой Престол даже теоретической возможности вмешаться в ход событий и попытаться хотя бы ненадолго отсрочить наступление острой фазы кризиса, поскольку отменить её было невозможно.

В 1294 началась война между Францией  и Англией 1294-1298. Решая задачу покрытия расходов, короли Филипп IV и Эдуард I ввели налоги на духовенство, не согласовав с папой Бонифацием VIII 1294-1303, что было против сложившейся практики. В ответ папа издал в 1296 буллу Clericis laicos, в которой запретил светским правителям под угрозой отлучения от церкви облагать налогами духовенство, а также платить их без его на то позволения. Однако клирики Франции и Англии предпочли подчиниться королям – папа далеко и у него нет армии, тюрьмы и палачей. В тот момент Бонифаций не решился применить отлучение.

Конфликт с могущественным королём Франции продолжился и после войны, войдя в 1300 в острую фазу. В 1302 появилась папская булла Unam Sanctam, в которой Бонифаций VIII подтвердил верховенство духовной власти над светской, «духовного меча» над «мирским»: светская власть должна служить церкви, папа имеет право карать её за любую ошибку и не подчиняется никому из людей. В 1303 году Бонифаций освободил часть земель Филиппа от вассальной присяги. В ответ король созвал собрание высших духовных лиц и светских баронов, перед которым Бонифация обвинили в тяжких преступлениях, ереси и потребовали, чтобы он предстал перед судом церковного собора.

В 1303, предвосхищая отлучение от церкви, Филипп послал отряд для захвата Бонифация VIII. И хотя папу освободили соотечественники, он при неясных обстоятельствах в тот же месяц умер. В 1305 кардиналы избрали папой гасконского прелата Бертрана де Го, взявшего имя Климент V 1305-1314.  Климент V целиком подчинился воле французской короны. Он сразу отменил буллу Бонифация VIII Unam Sanctam и раздал должности в коллегии кардиналов французам.

Но в первую очередь, Филипп IV использовал подконтрольного папу для уничтожения Ордена тамплиеров. Орден, имевший жёсткую структуру и огромные финансовые возможности, служил кредитором и латентным инструментом влияния Святого Престола, которое король всячески стремился ослабить. Интересовали его и огромные богатства Ордена. Подчинённое положение папы не позволило ему защитить тамплиеров, и в 1307-1312 Филипп, используя понтифика в качестве говорящей куклы, разгромил Орден – единственного достойного соперника корпорации Иврим в финансовой сфере.

В 1309 Климент V с согласия французского короля избрал своей новой резиденцией Авиньон, куда папский двор переехал после четырёхлетнего пребывания в Пуатье. В 1348 папа Климент VI выкупил Авиньон, принадлежавший графам Прованса, в собственность церкви. Там понтифики чувствовали себя в гораздо большей безопасности, чем в беспокойном Риме, где постоянно происходили острые стычки между аристократическими родами.

В период авиньонского пленения Святой Престол стал приложением к французской короне: все папы были французами, французское большинство было в избиравшей пап коллегии кардиналов, многие из них ранее служили при королевском дворе. В Провансе Папской курии было уютно и спокойно, но обслуживать волю короля Франции, несомненно, скучно. К неоправданному на первый взгляд риску – покинуть столь благодатное место – пап подтолкнула не столько скука, сколько утрата на глазах рычагов доминирования над светскими монархиями Европы, сопровождаемая очевидной деградацией статуса.

В 1367 папа Урбан V решил вернуться в Рим, но спустя три года бежал назад в Авиньон: Рим сотрясала борьба политических группировок за власть и солдатские бунты, а местное население отнеслось к папе-французу явно негативно. Через десять лет в 1377 Григорий XI, преемник Урбана V, опасаясь окончательной утраты рычагов власти над Папской областью и монархиями Европы, предпринял повторную попытку вернуться в Рим, на сей раз удачную, впервые избрав в качестве резиденции Ватикан.

На этом авиньонская сага не закончилась. После смерти Григория XI в 1378 кардиналы, недовольные мерами, предпринятыми в отношении к ним папой Урбаном VI, ими же самими избранным, проголосовали альтернативу ему – антипапу Климента VII, который вернулся в Авиньон. Так начался Великий западный раскол, когда в Риме и Авиньоне находились конкурирующие папы, делившие между собой католический мир. В 1409 к ним присоединился ещё один папа Александр V – пизанский. Его избрали семь кардиналов, отложившихся от папы римского Григория XII, на созванном ими Пизанском соборе. Александра V в 1410 сменил следующий пизанский папа Иоанн XXIII.

Только в 1417 Констанцский вселенский собор 1414-1418 восстановил единство Католической церкви, приняв отречение римского папы Григория XII, пизанского папы Иоанна XXIII, и отлучив от церкви строптивого авиньонского папу Бенедикта XIII. Новым папой римским был избран Мартин V 1417-1431.

Обрушение пирамиды долга

Но вернёмся к Барди, Перуцци и другим флорентийским банкам, к которым после разгрома в 1307-1312 Ордена тамплиеров перешла роль главных банкиров и кредиторов Европы. Мы знаем, что Барди и Перуцци пошли на крайне рискованный шаг – обильное кредитование монарших особ. Важный нюанс заключался в том, что тамплиеры могли не кредитовать королей, поскольку не сражались за доступ к рынкам, и долги им подлежали обязательному погашению, поскольку за ними всегда стоял папа. Тогда как Барди и Перуцци бились за рынки, и за их спинами папа маячил не столь явно, особенно после авиньонского пленения. Поэтому их вынужденная опасная игра с королями в долговую пирамиду вышла недолгой:

Уже в середине 30-х годов XIV века стали распространяться слухи о дебиторской несостоятельности английского короля. Ежегодный доход казны составлял около 60 тысяч фунтов стерлингов, но он постепенно сокращался из-за льгот иностранным купцам. Англии для погашения долга потребовалось бы либо несколько столетий, либо несколько победоносных войн, А.Е. Герасимов, «Банкротства».

Триггером обрушения пирамиды долга стала развязанная в 1337 Эдуардом III Столетняя война за французский престол. Основанием для притязаний стала родословная его матери. Блицкриг не получился, и война приняла затяжной характер. Расходы на её ведение стороны покрывали займами у Барди и Перуцци. В 1340, когда кредиторам потребовался срочный возврат части суммы, Эдуард III заявил, что платить по обязательствам не намерен. В тот момент Святой Престол – единственная сила в Европе, которая могла бы попытаться вразумить должника и тем самым отсрочить банкротство, находилась в авиньонской неге во власти короля Франции – противника Эдуарда, поэтому оказалась вне игры.

После заявления о банкротстве глава компании Перуцци скончался от сердечного приступа там же в Лондоне. Вскоре последовало массовое банкротство крупных и мелких фирм и банков Тосканы, в том числе Перуцци в 1343 и Барди в 1346:

К 1346 на Домах Барди и Перуцци был поставлен большой и жирный крест.  Объявили о своей полной финансовой несостоятельности и свыше 30 связанных с ними более мелких компаний.

Сначала волна разорений прокатилась по Флоренции. Затем последовал общеевропейский экономический коллапс. Обанкротились папа, Неаполитанское королевство, герцогство Кипр, за ними – почти вся Европа.

Остаточные волны «экономического цунами» перекатывались по Европе ещё два десятка лет, вызывая кризис за кризисом. Всё тот же Виллани записал в своих хрониках: «Для Флоренции и всего христианского мира потери от разорения Барди и Перуцци были ещё тяжелее, чем от всех войн прошлого. Все, кто имел деньги во Флоренции, их лишились, а за пределами Республики повсеместно воцарились голод и страх», А.Е. Герасимов, «Банкротства».

Наступила острая фаза кризиса классического капитализма, долго лихорадившая Европу, заставившая её повсеместно вернуться в феодализм.

Морские баталии, как отражение кризиса

В конце XIII века только назревавший тогда кризис денежного обращения привёл к ужесточению схватки за платёжеспособный спрос во всех нишах, в том числе в нише морской торговли. За её эксклюзивную ренту сражались три морских Титана – Венеция, Генуя и Пиза. Четвёртый, Амальфи, выбыл из гонки двумя столетиями раньше после ударов Пизы и норманнов. Трём грандам стало явно тесно в одной нише, и в 1284, после поражения от генуэзцев в битве при Мелории, в тираж вышла Пиза. Первым выбыл игрок, имевший очевидную уязвимость – заиление десятикилометрового выхода в море по реке Арно. С такой проблемой в эпоху финансового благолепия Пиза с большой вероятностью справилась бы.

Накал схватки между Венецией и Генуей несколько охладило вливание Чехией и Венгрией мощного потока новых денег. Но по мере роста возможностей по переработке спроса в накопления схватка за него повсеместно обострилась.

После начавшейся в середине XIV века острой фазы кризиса борьба Венеции и Генуи за единоличный доступ к эксклюзивной ренте ожесточилась. Генуя окончательно проиграла её после фатального поражения в 1381 в войне при Кьодже. Из трёх морских Титанов в итоге остался один – Венеция.

Жестокая поступь кризиса

Самое страшное в массовом банкротстве финансовых капиталов было не то, что сгорели накопления, искавшие через их посредничество возможности для своего расширенного воспроизводства. Куда более страшным было мгновенное исчезновение критически важной доли платёжеспособного спроса, индуцируемой «ФРС», с последующим неизбежным замедлением товарного производства. За этим следует полная остановка инвестиционного контура экономики – уже имевшиеся производственные мощности и так стали явно избыточными. Возникла типичная для кризиса ситуация под названием «денег много – денег нет»: с одной стороны, ранее накопленное стало некуда вкладывать, с другой, резко уменьшилась валовая прибыль, а с ней новые накопления. Доступ к остаткам платёжеспособного спроса, в объёме его регенерации Кутна-Гора, Кремницей и пр., достался наиболее сильным олигархическим капиталам, тогда как мелкие, средние и крупные производители массово разорялись. С их уходом съёжился и элитарный спрос, кроме ультраэлитарного олигархического.

В Тоскане это привело к появлению огромной массы «лишних» тружеников, полностью лишившихся средств к существованию, как следствие, к нищете, массовому голоду и маргинализации населения городов. Подтверждением их отчаяния стала первая в истории забастовка чомпи в 1345 под руководством чесальщика шерсти Чуто Брандини. Выступление наёмных рабочих, естественно, было подавлено.

Поскольку причины, лежащие в основании кризиса, были в принципе неустранимы, восстания продолжились и позже. Наиболее мощное разразилось в июле 1378 с извечными требованиями: повышение оплаты труда, улучшение условий жизни, юридическое закрепление профессионального статуса. Отсутствие во главе восстания, поначалу успешного, управленческого голема (административной структуры) быстро привело к поражению. Пятого сентября лидеры Доменико ди Туччо и Маттео Сальви были казнены на площади Синьории.

Удивительно, но будто бы «в помощь» Капиталу по Западной Европе в 1348-1349 прокатилась эпидемия чумы, зачистившая население городов, ставшее явно избыточным. Если среднюю смертность в Европе оценивают примерно в треть жителей, то среди городского населения она была существенно выше. Во многих городах чума выкосила 50-60% населения, порой до 80%. Во Флоренции число жителей упало с 80 в 1340 до 30-25 тысяч.

Эпидемия, что характерно, практически не затронула Ломбардию и Милан. Встречаются данные, что Милан она вообще обошла стороной, а верхний предел оценки числа жертв – не более 20%. И дело не только в том, что Милан находился дальше от моря, со стороны которого и пришла чёрная смерть. Причина, во-первых, в наследственной власти, которая в условиях кризиса гораздо более эффективна в сравнении с представительской властью республиканского олигархического формата. Вторая причина – в занятой Миланом нише производства элитарных товаров: при кризисе платёжеспособного спроса она деградирует в меньшей степени, чем массовое товарное производство, а рентабельность в ней принципиально выше. Это позволило не выбрасывать на улицу ценных штучных мастеров даже при существенном падении объёмов спроса. Как следствие, Милан избежал массовой маргинализации, создававшей идеальную среду для распространения чумы, как это было во Флоренции.

Пик чёрной смерти в Западной Европе пришёлся на 1347-1350, однако на демографической кривой видно, что население продолжило устойчиво убывать вплоть до начала XV века, чего не объяснить ни повторными краткими вспышками чумы, ни Столетней войной:

Причина в застое, что и отражено на рисунке: бурный всплеск товарного производства исчерпал весь потенциал роста, съев свой финансовый фундамент, как его не укрепляли. А с ним исчерпались возможности утилизировать в сфере производства прирост населения. Более того, кризис дал отмашку на приведение ставших явно избыточными производительных сил и наполнявшей их армии тружеников, резко выросших в жирные годы, в соответствие с объёмом чистого платёжеспособного спроса, получаенного после выключения инвестиций и финансового допинга от Барди и Перуцци. Случилось то неизбежное, что они и компания, как могли, пытались отсрочить силами своей слабенькой ФРС.

Чума и последующий мор привели население Европы в соответствие с потребностью в нём съёжившихся производительных сил. Полагаю, вы не удивитесь, узнав, что в помощь чуме в Европе свирепствовали пеллагра (форма авитаминоза), натуральная оспа, проказа. Натуральная оспа, после долгого отсутствия «проснулась» в конце XII века и достигла пика незадолго до пришествия чумы. К оспе добавилась проказа, распространение которой приняло катастрофический размах.

Такова жёсткая логика классического капитализма, который управляется не мощью Разума, а буйством коллективных инстинктов, главный их которых – стяжательство. Кризис сделал очевидным, что при отсутствии обильных источников денег, инструментов их мультипликации и конвертации накоплений в спрос, демонтаж феодализма с имманентным ему натуральным обменом был убийственным. Вместе с ним разрушился защитный кокон, предохранявший огромную часть населения от последствий денежной недостаточности.

Из хроник недостаточности денежного обращения

Вползание с 1346 в эпоху хронической дистрофии денежного обращения тут же отразилась на главном средстве обращения – монете. Если при Вацлаве II 1283-1305 пражский грош весил не менее 3,77 гр., то в 1346 -3,5, в 1378 – 2,9, а в 1407 – 2,7. При этом проба серебра в монетах за столетие упала с 930 до 610. Те же процессы, только гораздо более быстрые и катастрофические, сопровождали, за редчайшими исключениями, чеканку почти всех монет, особенно золотых.

В условиях перманентного кризиса денежного обращения продолжилось использование натуральных денег:

Нередко в качестве платёжного средства выступал хлеб. Даже бытовало выражение Korngeld – зерновые деньги.

Даже Генуя в 1378, нуждаясь в значительных средствах на отправление посольства, объявила, что готова сделать заём в перце, обещая вернуть его в монете или в том же натуральном виде. В Германии в конце XV века было выпущено постановление, по-видимому, безрезультатно, подтверждавшее обязанность в отсутствии монет принимать в качестве платежа товары, ссылка.

Вперёд, в прошлое

Денежное обращение Европы оказалось в состоянии весьма близком к тому, каким оно было в Римской империи в эпоху солдатских императоров 235-268, когда за 33 года сменилось двадцать девять императоров. Единственный из них скончался от чумы, остальных настигла насильственная смерть. Из кризиса Рим вывели реформы Диоклетиана 284-305, инициировавшего переход от античности к феодализму.

Европа пошла уже проторенным, мало того, единственно верным путём – возврат в феодализм там, где случились отклонения. Усиление с конца XIV, продолжавшееся весь XV век, власти королей и сеньоров вернуло Европу на траекторию устойчивого развития, обеспечившего столь же устойчивый рост населения – не ниже, чем при побеге в классический капитализм. И это несмотря на хроническую денежную дистрофию, глубину которой охарактеризовал Энгельс:

«До какой степени в конце XV века деньги подточили и разъели изнутри феодальную систему [вернее сказать, разъела её проблема их неустранимого дефицита], ясно видно по той жажде золота, которая в эту эпоху овладела Западной Европой. Золото искали португальцы на африканском берегу, в Индии, на всём Дальнем Востоке. Золото было тем магическим словом, которое гнало испанцев через Атлантический океан в Америку. Золото – вот что первым делом требовал белый, как только ступал на вновь открытый берег»,  Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Изд. 2-е, т. 21, с.408.

Остаётся добавить, что деньги, несомненно, подточили и разъели феодализм, но он всё же успешно справился с задачей удержания населения от массового дрейфа на социальное дно с сопутствующим массовым мором.

Путь от олигархической Республики к феодализму

Флорентийская республика не стала исключением и тоже вернулась в феодализм.

В пожаре кризиса сгорели не все флорентийские капиталы. К тому же товарное производство пусть в существенно меньшем объёме, но продолжило генерировать приток свободных капиталов. Однако значение традиционных отраслей производства, страдавших от протекционизма и дефицита спроса, шло на спад.

После упомянутого выше восстания чомпи в 1378 во Флоренции в 1382 вспыхнул контрмятеж магнатов, ревизовавших в свою пользу многие республиканские вольности. Используя насилие и подтасовки в списках кандидатов на выборные должности, власть узурпировала олигархия. Возглавила её семья Альбицци, сколотившая прочную группу лояльных ей семей банкиров и «жирных пополанов». Опираясь на них, она сумела победить соперников: сначала семью Риччи, затем – Альберти. Альбицци доминировали в управлении Флоренцией на рубеже XIV-XV веков, но им так и не удалось монополизировать власть вследствие межсемейных конфликтов внутри правящей олигархии.

В XV веке Флоренция начала фатально проигрывать соперничество иностранным товарным капиталам. Английское сукно побеждало флорентийское в конкурентной борьбе на европейских и итальянских рынках: к 1520, по сравнению с началом XV века, его выпуск во Флоренции уменьшился почти в 4 раза. После утраты Флоренцией возможности удерживать технологическое лидерство и монополию мировой фабрики, производительные силы, некогда сконцентрированные в Тоскане, размазывались более тонким слоем по всей Европе.

При стагнирующем производстве, как следствие, полном отсутствии инвестиционных ниш, свободным капиталам осталась доступной единственная возможность расширенного воспроизводства – только на долговом рынке. На первый план опять вышли банковские семьи, уже не столь отчаянные как Барди и Перуцци, наученные их горьким опытом. Такова жёсткая логика эволюции деградирующего промышленного центра.

Одной из молодых банковских семей были Медичи. Фундамент её благосостояния заложил потомок небогатого ремесленника Джованни Медичи 1360-1429, основавший свой банк. Уже при нём банк стал одним из богатейших в Италии.

Если Альбицци опирались на старую аристократию, главным образом на семью Строцци, то вокруг Джованни Медичи группировались пополаны и окрестные землевладельцы. Рост их влияния вызвал неудовольствие Альбицци и Строцци. В 1433 они изгнали из Республики Козимо Медичи 1389-1464, сына Джованни, возглавившего семью после смерти отца в 1429. Однако неудачная и затратная война 1429-1433 с Луккой и Миланом подорвала позиции Альбицци и резко обострила внутренние противоречия. В 1434 победу на выборах одержали сторонники Медичи. Козимо триумфально вернулся во Флоренцию, тогда как Альбицци были вынуждены навсегда её покинуть.

Вскоре Козимо, опираясь на образованную им комиссию Десяти, оттеснил от управления все высшие органы Республики и сконцентрировал властные механизмы в своих руках. На смену институту демократических выборов пришла система личной власти синьора Флоренции, что, однако, позволило обеспечить стабильность. Власть Козимо Медичи была почти свободна от вымогательств и насилия. Он пользовался полномочиями тирана для подавления внутренних смут и руководства сложными отношениями с Миланом, Венецией и Неаполем.

Между правителем Милана Францеско Сфорца и Козимо Медичи завязалась дружба, которая привела к заключению в 1454 Лодийского мира и созданию Итальянской Лиги – оборонительного союза крупнейших итальянских государств:

Баланс интересов Миланского герцогства, Неаполитанского королевства, Флорентийской и Венецианской республик, Папской области открыл длительный период их мирного сосуществования и утраты иностранными государствами своего влияния в Италии до конца XV века.

Флоренция продолжила превращение из промышленного в крупнейший финансовый центр Западной Европы, а банк Медичи – в крупнейший европейский банк. Его филиалы находились в Риме, Генуе, Неаполе, Венеции, Авиньоне, Брюгге, Лондоне. Более половины доходов банка обеспечивал Рим – Медичи ещё при Джованни получили в управление финансы Папской курии с правом чеканки монеты. Также банк стал главным кредитором Флорентийской республики.

По мере укрепления европейских монархий поддержание статуса великой державы стало для Флоренции непосильным бременем. Ей постоянно приходилось рассчитывать на помощь внешних сил, естественно, не бесплатно. Её вытесняли не только с товарных, но и с финансовых рынков. Упадок промышленности, торговли и банковского дела привёл к тому, что буржуазия выводила капиталы из обращения и вкладывала в земельные владения. В XVI веке завершилась обратная феодализация Тосканы – формирование новой земельной аристократии, ориентированной на получение ренты от сдачи своих владений в аренду крестьянам. Естественно, она стала сближаться со старой феодальной знатью.

Попытка реставрация Республики 1494-1512 закончилась восстановлением синьории Медичи. Для большей устойчивости во власти семья продвинула в 1513 на Папский престол Джованни Медичи под именем Льва X. Номинальным правителем Флоренции был объявлен его младший брат Джулиано Медичи, герцог де Немур, де-факто же Флоренция оказалась придатком папского государства.

Повторная попытка реставрации Республики в 1527 завершилась быстро и больно – в 1530, капитуляцией перед армией Карла V, императора Священной Римской империи 1519-1556, и восстановлением власти Медичи. Вступление в город имперских войск сопровождалось репрессиями, казнями, изгнанием республиканцев.

Провозглашение в 1532 Алессандро Медичи герцогом Флоренции завершило преобразование Республики в монархию дома Медичи. В 1557 она присоединила Сиену, а в 1569 получила название великое герцогство Тоскана. Тем самым были окончательно стёрты следы первой попытки побега в классический капитализм. Но его флаг был подхвачен – к тому моменту на территории Северных Нидерландов уже начался очередной поход в классический капитализм, теперь за Oчень Большими Деньгами и глобальной политической властью.

Герцогство, как предчувствие

Социальные итоги побега Северной Италии в классический капитализм позволяют сделать вывод, что сколь республике (инструмент политической власти Капитала) не виться, а совьётся она в герцогство. Тому ни на йоту не стоит огорчаться, поскольку «монарх может оказаться хорошим парнем чисто случайно, политик – ни за что», Виктор Пелевин, «iPhuck 10». В подтверждение см. выше Козимо Медичи. Политиков же и высматривать не надо – их там, на верхних этажах любой республики, целые банды.

Очень похоже, что текущий побег в классический капитализм, который длится уже вдвое дольше рассмотренного здесь, имеет все шансы свиться в «герцогство». Этого потребует защита основной массы населения от дистрофии денежного обращения, которая обязательно случится из-за хищнических инстинктов Капитала, несмотря на обилие волшебных инструментов его регенерации. Герцогство, конечно, будет уже не классическое средневековое, и верховная власть в нём, скорее всего, будет передаваться не наследственно, а избираться коллегией выборщиков из круга высшей аристократии, что больше напоминает принципы Священной Римской империи германской нации или Советского Союза, с возможной маскировкой под всеобщие выборы. Но главное внутреннее содержание герцогства останется неизменным – тотальное доминирование административной власти над Капиталом, все крупные куски которого в целях общественной безопасности непременно должны стать собственностью герцогства. Если короче, то добро пожаловать в социализм.

И это – хороший вариант. Плохой – жестокая и циничная диктатура под личиной благолепия республики (сияющего огнями Града на холме), с обязательным жёстким контролем эмиссионным центром всех Больших Капиталов, не слабее, чем в герцогстве. И это тоже будет возврат всё в тот же феодализм с правом «чеканки монеты» только новыми глобальными феодалами.

Феодализм или социализм, как контрмеру деградации денежного обращения и товарно-денежного обмена, никуда не спрятать.

Почему попытка названа побегом?

Потому что закрепиться в классическом капитализме Флоренции не удалось. Попытка оказалась несколько преждевременной. Она была предпринята на принципиально более низкой денежной базе, чем следующая в XVII-XXI веках. Предпринята в отсутствии развитых инструментов регенерации денежного обращения и в пренебрежении имманентной Доминату островной стратегией, защищающей его финансовый оазис и мировую фабрику от ответного (в пику политике манипулирования и стравливания) вторжения континентальных армий и попадания под пяту монархий. О второй попытке – в ближайших заметках.

Октябрь 2019