Вслед за Древним Египтом, Месопотамией, Финикией, Карфагеном, Древней Грецией, Римом и Византией главная арена эволюции Капитала и социогенеза переместилась в Северную Италию, где было разыграно представление под условным названием «побег из феодализма в классический капитализм».
Традиционно начало классического капитализма принято отсчитывать с конца XVI века и связывать с золотым веком Северных Нидерландов. Но ещё четырьмя веками ранее, с XII по XV, попытку побега в новый уклад предприняли города Северной Италии во главе с Флорентийской республикой 1115-1532. В Италии, следует отметить, было положено начало не только классическому капитализму, но и феодализму – реформами римского императора Диоклетиана 284-305. По своей социальной структуре феодализм скроен так, чтобы минимизировать риски дистрофии денежного обращения для населения и государства. В отличие от него классический капитализм всегда был системой с высоким встроенным уровнем рисков денежного обращения и обмена. Чтобы спровоцировать побег из области низких в зону высоких рисков требовалось стечение нетривиальных обстоятельств. О них и пойдёт речь.
Хотя побег оказался явным фальстартом, однако красивым и достойным обстоятельного рассказа. Полагаю, вас ждёт интересное погружение в круговорот захватывающих событий.
О временных рамках капитализма
Для начала отметим, что временные рамки «классического капитализма» гораздо уже, чем «капитализма» в целом. «Кембриджская история капитализма» рассматривает последний, начиная от Вавилона, продолжая античностью, Китаем, Индией, Ближним Востоком, вплоть до 1800 года. Почему от Вавилона? Потому что Вавилон и его предшественник Шумер – любимые дети Домината. Вследствие врождённой слабости административной власти, там сложился олигархический вариант капитализма, подчиняющего себе государство – идеал Домината.
На самом деле временные рамки капитализма существенно шире означенных в «Кембриджской истории» и неотделимы от Цивилизации. Под этим термином исходно понималась стадия развития общества, следующая за дикостью и варварством, им противопоставляемая. Её первородная черта – введение института частной собственности, как следствие, отторжение продукта от непосредственного производителя, что сразу же потребовало институализации насилия. Стартовавшая гонка за прибавочным продуктом, который был и остаётся главной целью частной собственности, обусловила непрерывное углубление разделения труда и товарный обмен. Те, в свою очередь, выступили стимулом к инновациям, как следствие к более активному познанию Мира, а также к созданию и расширению государств – унитарных, поэтому энергоэффективных, зон разделения труда.
Появление и становление Цивилизации-капитализма протекало в эпоху неолита, IX-IV тыс. до н.э., в долинах Нила и Междуречья и вызвано переходом от присваивающего к производящему хозяйству, выступившему регулярным источником излишков – базой для прибавочного продукта и товарного обмена. Подробнее о связи Цивилизации и капитализма см. Мировой кризис 16: краткая теория Цивилизации.
Эксклюзивная рента и признаки классического капитализма
Классический капитализм неразрывно связан с трансформацией производственной ренты в формат эксклюзивной, т.е. очень высокой. До XI века Капитал знал два вида эксклюзивной ренты: 1) от монополизации морской торговли, 2) корпоративная рента. Производственная рента стала третьей в ряду.
Начало присвоению ренты от монополизации морской торговли было положено в Финикии, продолжено в Карфагене, подробнее см. Мировой кризис 24: рождение Домината – Финикия. С некоторым перерывом их эстафету подхватила Венеция. Древние греки, несмотря на все успехи в морской торговле, не в счёт, поскольку вместо монополизации свалились в явную конкуренцию, поэтому в их исполнении морская рента не стала эксклюзивной.
Присвоение эксклюзивной корпоративной ренты в течение веков и тысячелетий было специализацией сетевой корпорации Иврим – созданного иудеями в период Вавилонского плена этнически замкнутого сообщества свободных профессий. Корпоративная рента имеет формат эксклюзивной, поскольку в сравнении с любым обычным хозяйствующим субъектом закрытая сетевая корпорация является существенно более эффективным инструментом извлечения прибыли. Сетевая структура из людей свободных профессий – врачей, учителей, парикмахеров, юристов, артистов, финансистов, пророков, торговцев, управляющих и пр., и пр. – обеспечила предпринимателям непревзойдённое информационное, инфраструктурное, юридическое, силовое сопровождение и эффективную защиту. Поэтому их внедрение в любую приглянувшуюся им экономическую нишу было делом сугубо техническим, подробнее см. Мировой кризис 28: рождение Домината – корпорация Иврим.
В XI-XIII веках в Северной Италии сложились условия, их мы обсудим в следующем разделе, позволившие континентальным капиталам буквально рывком подтянуть технологии товарного производства до уровня, с которого производственная рента трансформировалась в разряд эксклюзивных. Переход на фундаменте первых мануфактур к пооперационному разделению труда привёл к резкому повышению его производительности и качества, снижению издержек и затрат на обучение работников. Эффект кардинального роста продуктивности и качества на фоне существенного снижения издержек стал ключевым фактором превращения производственной ренты в эксклюзивную.
Однако системному присвоению производственной ренты мешал феодализм, с которым был связан хронический дефицит свободной рабочей силы в городах. Но мы уже знаем, что если социальный организм нащупал новый формат процессов, энергетически более эффективный – позволяющий присваивать ресурсы с существенно меньшими затратами энергии, а мануфактура, несомненно, таковым была, то энергетическая оптимизация выделит в потоке изменчивости признаков направление, устраняющее все препятствия на пути к найденному формату. Поэтому феодализм в Северной Италии был обречён.
Но не всё с ним было столь просто. Феодализм не только защитил бóльшую массу населения от свойственного Средневековью хронического дефицита денег, обеспечив вполне сносную жизнь в рамках натурального обмена, он был ещё и формой организации власти. Поэтому его демонтаж означал захват политической власти субъектом, в чьих интересах демонтаж производился, т.е. Капиталом.
Мы быстро пробежались по тем признакам, которые неизбежно сопровождают трансформацию производственной ренты в формат эксклюзивной, следовательно, отличают классический капитализм от собственно капитализма:
1) кардинальное углубление разделения труда
2) вызванная им трансформация производственной ренты в эксклюзивную
3) вынужденный осознанный демонтаж феодализма
4) захват Большими Капиталами политической власти.
Сформулировав признаки, самое время перейти к обсуждению обстоятельств, стечение которых позволило североитальянским городам совершить побег в классический капитализм, пусть и преждевременный.
Экономическая предпосылка к побегу
Морские Большие Капиталы вследствие доступа к эксклюзивной ренте и Большим Деньгам имели явную склонность к политической независимости от монаршей административной власти. Они всегда стремились бежать её жёстких рамок, ограничивающих разгул инстинктов стяжательства и покушающихся на долю их доходов. Однако после Карфагена территорий, свободных от монаршей власти, в Средиземноморье не осталось. Поэтому Северная Италия, находившаяся в конце первого тысячелетия на периферии как Византии, так и Франкской империи оказалась лучшим выбором. Для морских Больших Капиталов она стала своеобразным Новым Карфагеном.
Главные приморские города Северной Италии – Венеция, Генуя, Пиза, Амальфи, защищаемые Византией, вместе с тем находившиеся на значительном удалении от неё и от исламского мира, превратились в альтернативные Леванту, Африке, Константинополю центры Средиземноморской морской торговли, куда морские капиталы бежали из Византии, как некогда из Тира в Карфаген:
Из четырёх городов только положение Венеции, на островах в лагуне, позволило ей реализовать островную стратегию – поддержание за счёт доминирующего флота непреодолимого для континентальных армий инфраструктурного разрыва между Островом и континентом. Поэтому Венеция уверенно превращалась в главный центр притяжения морских Больших Капиталов. В VIII-IX веках она уже стала одним из важнейших факторов морской торговли, подробнее см. Мировой кризис 6: средиземноморская история.
Меж тем эффективность посреднической модели морской торговли требует наличия центров товарного производства на обоих концах морского плеча, тогда как собственные производственные возможности Венеции, Генуи, Пизы были в значительной мере ограничены: их людской ресурс был в первую очередь задействован в обеспечении процессов мореходства и торговли. Для двусторонней загрузки судов им был крайне необходим промышленный район в Северной Италии, и они его получили.
Устойчивый платёжеспособный спрос с их стороны открыл перед континентальными капиталами Северной Италии возможности роста на фундаменте производственной ренты. У них появился, и они воспользовались шансом стать источником товаров для морской торговли на итальянском конце плеча. В их пользу сыграла относительная близость к морским коммуникациям – сотня километров, чуть меньше или больше, а также хорошая инфраструктурная связность с портовыми городами – по сети дорог и рек.
Необходимое условие для побега и его реализация
Использование открывшегося окна возможностей – становления в качестве центров товарного производства – потребовало выполнить необходимое тому условие – обеспечить приток в города свободного населения и его защиту от притязаний феодалов. Реализовать подобное требование можно лишь добившись ослабления власти над городами феодальных сеньоров, поддерживаемых императором, вплоть до превращения городов в независимую политическую силу. Тому способствовали три основных фактора.
Первый – существенная пассионарная подзарядка населения Северной Италии со стороны прошедших по её землям германских племён остготов и лангобардов. Второй фактор – огромная эффективность и мощь Больших Капиталов, а в их пристанище постепенно превращалась Северная Италия, которую они всегда проявляют в противостоянии административной власти. Наконец, третий, главный фактор – положение территории в геофизическом фокусе противостояния двух центров власти – административной имперской и духовной папской – тот нюанс, который мы разобрали в предыдущей заметке.
Совокупность данных факторов превратила административное подчинение Северной Италии в энергетически затратный и нецелесообразный для империи процесс, поэтому в XI-XII веках в Северной Италии продолжилась деградация так толком и не оформившейся административной власти Священной Римской империи. Её ослабляла как естественная разобщённость местных феодалов, вследствие их непомерного римского гонора, так и игра против имперской власти Папского Престола и Больших Капиталов. Империя оказалась не в силах преломить ситуацию: королевство Италия вошло в её состав в 962 и формально оставалось до 1648, но уже с середины XIV века власть императоров в Италии де-факто была номинальной – они не вмешивались в её внутренние и внешние дела.
Процесс обретения городами политической независимости
В Северной Италии главными сеньорами были епископы: Оттон I после коронации в 962 первым императором Священной Римской империи предоставил им широкие права административного управления. Политическая и экономическая жизнь любого города находилась под контролем епископа, который и был местным сеньором, понтифик же зорко следил, чтобы тот оставался вассалом не императора, а лично его. Силовой потенциал клириков и папы в сравнении с крупными феодалами и императором был дистрофичным, а в возможностях опоры на внешние источники силы Большие Капиталы им не уступали. Всё это явно облегчало задачу обретения самостоятельности.
Начало борьбы с феодальной зависимостью было положено в X веке, а в XI веке она достигла существенного размаха:
Города часто вступали в союз с мелкими феодалами – вальвассорами, которые нередко имели отношение к торговле и были заинтересованы в ослаблении власти крупных феодалов. Будучи профессиональными военными, вальвассоры способствовали успеху в борьбе городов с сеньорами. Так, они участвовали в восстании Милана в 1035. А в 1042 в союзе с ними миланцы после ожесточённой борьбы изгнали из города своего сеньора – архиепископа – вместе с поддерживавшей его феодальной знатью – капитанами. В 1044 архиепископ потерпел окончательное поражение, и Милан получил самостоятельность, ссылка.
Борьба городов с сеньорами шла с переменным успехом. Однако в условиях относительно слабой и эпизодической поддержки со стороны имперской власти противостоять Большим Капиталам, заинтересованным в новом экономическом укладе, мобилизовавшим для борьбы за него горожан и вальвассоров, было невозможно. В итоге сеньоры постепенно уступали. Основные города Ломбардии и Тосканы один за другим превращались сначала в независимые коммуны, затем в самостоятельные города-государства, получая от сеньоров грамоты, официально подтверждавшие их новый статус. В XI-XII веке его добились Милан, Венеция, Генуя, Сиена, Флоренция, Лукка, Пиза, Равенна, Верона, Бергамо, Тревизо, Парма, Болонья, Мантуя, Феррара, Кремона и другие.
Главные итоги политической борьбы
Важнейший итог схватки городов с сеньорами – освобождение жителей от личной сеньориальной зависимости. Также было принято правило, согласно которому бежавший в город зависимый крестьянин, прожив там «год и один день», становился свободным. Средневековая пословица, гласившая «городской воздух делает свободным», тогда понималась буквально.
Поскольку у континентальных капиталов Северной Италии имелся запрос на площадки, пригодные для начала массового товарного производства, то города, освобождавшиеся от феодальной зависимости, становились чрезвычайно привлекательными для них. Как следствие, они развивались гораздо быстрее, чем в других частях Европы, причём, прежде всего, в качестве экономических единиц, а не центров территориальной власти и защиты от военной угрозы.
У городов расположенных удачнее других, т.е. обеспечивавших наиболее благоприятные возможности для расширенного воспроизводства капиталов, вскоре появился финансовый ресурс для образования полноценных республик. Их образовали Венеция с VIII по XVIII век, Генуя XI-XVIII, Пиза XI-XIV, Флоренция XII-XVI, Сиена XII-XVI века, Лукка XII-XVIII:
Денежная недостаточность Европы
На тернистом пути побега в классический капитализм бревном лежал фактор, тому препятствовавший – состояние денежного обращения Европы в начале Классического Средневековья, а это XI век. Учитывая хроническую нехватку денег, даже локальный отказ от феодализма выглядел крайне рискованным, поскольку тот служил важнейшим социальным демпфером, предохранявшим основную массу простых тружеников от последствий денежной недостаточности. Императоры Диоклетиан 284-305 и Константин I Великий 306-337 как раз и инсталлировали его в ответ на неразрешимый кризис денежного обращения Римской империи, подробнее см. Мировой кризис 31: эволюция ренты и Домината, часть 2.
А может быть к концу Раннего Средневековья, VI-XI века, его состояние улучшилось? Посмотрим:
На истории денег в Средние века в первую очередь сказались три важных фактора.
Во-первых, установление феодальной системы с её крупными земельными владениями и уплатой податей натурой и посредством службы. Благодаря этому крупные феодальные землевладения по большей части стали экономически самодостаточными. В их пределах производилось почти всё необходимое для жизни, и почти всё произведённое здесь же и потреблялось. Соответственно, в сравнении с античной эпохой объём торговли на душу населения резко снизился.
Во-вторых, почти вся мелкая торговля осуществлялась посредством натурального товарообмена – деньги были не нужны.
В-третьих, на большей части Европы в течение «тёмных веков», с VI по X, резко сократились запасы благородных металлов, пригодных для чеканки денег. Широко практиковавшееся разграбление во время войн захваченных земель, привело впоследствии набегов германских племён к тому, что накопленные в античную эпоху запасы золота и серебра были рассеяны по огромной территории. Добыча металла на золотых и серебряных рудниках тоже сократилась.
При этом бóльшая часть столь дефицитного драгоценного металла изымалась из денежного обращения в сферу элитарного потребления:
Не следует упускать из виду, что из всего наличного их количества бóльшая часть приходилась на предметы украшения, посуду и пр. и меньшая часть – на долю средств обмена.
Но самую большую проблему представляло вымывание денег из обращения в свободный капитал. Высокую скорость процесса и его катастрофические последствия для денежного обращения мы подробно разобрали в заметке Мировой кризис 32: две главные проблемы Цивилизации на элементарной экономической модели изолированного Острова. Порой изъятие денег было безвозвратным, порой возврат в обращение производился с большими задержками:
Мало того, значительное количество монеты извлекалось из оборота и сохранялось в качестве сбережений, скапливаясь в руках отдельных лиц и корпораций. Нередко они зарывались в землю, например, в больших размерах во Франции во время Столетней войны с Англией, или же отдавались на хранение церквям и монастырям. В подвалах, например, Ордена тамплиеров, Ордена иоаннитов, Тевтонского ордена скапливались огромные богатства в слитках, монете, всевозможных украшениях из золота и серебра, ссылка.
На фоне столь плачевного состояния денежного обращения отказ от феодализма, выступавшего страховкой для неимущих, безусловно, был рискованным. Обратный переход от натурального обмена к товарно-денежному и взимание производственной ренты, эксклюзивный формат которой означал изъятие больших объёмов прибыли в накопления, были бы невозможны без существенного наполнения денежного обращения золотом и серебром. И это было ещё одно обязательное условие реализации побега в классический капитализм.
Стихийные меры по реанимации денежного обращения Европы
Фундаментом денежного обращения Европы в Раннем Средневековье, VI-XI века, служило серебро, объёмы добычи которого в сравнении с античностью стали мизерными. В результате сокращения мест добычи и всеобщего её упадка поступление серебра, как и золота существенно снизилось. Переход в условиях феодализма к натуральному обмену значительно смягчил остроту последствий от деградации денежного обращения, а с ним и жёсткость посыла к добыче жёлто-белых металлов. Меж тем потребности возрождавшегося в Северной Италии товарно-денежного обмена предъявили новый спрос на золото и серебро, что, начиная с XII века, привело к ренессансу добычи.
С началом Классического Средневековья в Европе открылось множество новых рудников. Ежегодная добыча серебра вышла, в конце концов, на заметный устойчивый уровень, но только с середины XIII века:
Вильгельм Лексис 1837-1814 – немецкий экономист, специалист по денежному обращению и методам математической статистики – определяет добычу серебра в 1260-1450 в 27 тонн ежегодно, ссылка.
На этот уровень добыча серебра в Европе вышла только с 1280 после бурного роста, который мы обсудим ниже. Поэтому в XI-XII веках добыча, очевидно, была существенно меньше, вряд ли выше 5-10 тонн. Побег в классический капитализм при столь скудных объёмах восполнения главного средства денежного обращения и накопления был в принципе невозможен.
Катализатором экстренной реанимации денежного обращения Европы выступила Католическая церковь. Начиная с 60-х годов XI века, понтифики несколько раз озвучивали идею похода в помощь Византии для восстановления христианского контроля над Иерусалимом. На Клермонском соборе в 1095 проповедь папы Урбана II 1088-1099 о необходимости освобождения от неверных Святой земли и Гроба Господня нашла горячий отклик у прихожан. Многие из них тут же дали обет выступить против неверных. Они нашивали на плечо кресты, отчего получили название «крестоносцы», а сами походы – «крестовых».
Первый поход снарядили через год после речи папы 1096-1099, последний девятый состоялся в 1271-1272. Крестовые походы на Восток значительно поправили ситуацию с денежным обращением, обеспечив два мощных вливания в Европу золота и серебра.
Первое вливание – поток золота Мали
Крестовые походы, изменив расклад сил в Средиземноморье, послужили переориентации на Европу торговых связей Магриба. А Магриб был тем регионом, денежное обращение которого в Раннем Средневековье было с избытком обеспечено золотом. Причиной тому месторождения Бамбук и Буре в восточном Сенегале и западном Мали, которые с 1000 по 1700 оставались самым крупным в Африке источником золота. Располагались они на территории, где в XIII-XV веках процветала империя Мали:
Наличие в подбрюшье столь обильного источника денег позволило Магрибу очень мягко вкатиться в раннефеодальное общество:
Источники свидетельствуют не только о денежной форме ренты, но и о существенном расширении сферы простого товарного производства, внутрирегиональной торговли, о функционировании ссудных учреждений, ссылка.
И вдруг как по мановению волшебной палочки с конца XI века в Магрибе началась резкая деградация товарно-денежного обмена и товарного производства:
Источники фиксируют натурализацию хозяйства, увеличение доли кочевого населения, упадок городов, прежде всего периферийных, расположенных вдали от побережья.
Немаловажным фактором этих сложных, взаимосвязанных процессов стало изменение после крестовых походов соотношения сил на Средиземном море и новый характер внешнеторговых связей государств Магриба. Отныне они были ориентированы на города Северной Италии и Прованса, куда поставлялось сырье, прежде всего, продукты животноводства – шерсть и кожи, уходившее в те районы, где складывались ведущие центры сукноделия и развития раннекапиталистической мануфактуры. Встречный поток товаров включал в основном готовые изделия – сукно, обработанные металлы, оружие, корабельные снасти и пр., с помощью которых европейские страны в XII-XIV веках начали освоение восточных рынков – Магриба и Леванта, ссылка.
Крестовые походы позволили Европе монополизировать внешнюю торговлю Магриба, а становление городов Северной Италии в качестве «мировой фабрики» изменило её баланс, превратив Магриб в сырьевой придаток, но главное в ценнейший до наступления колониальных времён источник золота для Европы.
Объём трафика золота из Магриба в Европу оценивается примерно в одну тонну в год. По оценкам оно удовлетворяло от половины до трёх четвертей потребности в нём Европы. Учитывая соотношение 15:1 стоимости золота к серебру, только Магриб ежегодно пополнял денежное обращение Европы в объёме в полтора-два раза большем, чем её собственная годовая добыча серебра.
Второе вливание – великое ограбление Византии
Второе вливание в Европу золота и серебра было одномоментным и грандиозным. Обеспечил его Четвёртый крестовый поход 1202-1204, главное содержание которого – грабёж и разрушение мешавших Венеции христианских городов.
Незадолго до 1202 папа Иннокентий III в письме к византийскому императору напомнил о необходимости восстановления церковной унии, естественно, во главе с Римской церковью, но получил отказ. Не исключено, что неприязнь папы послужила латентным благословлением превратить Константинополь в главную цель похода. В том был кровно заинтересован и главный кредитор кампании – Венеция, которая в конце XII века вела ожесточённую борьбу с Византией за первенство в торговле с Востоком.
Венеция снарядила флот из 480 кораблей для перевозки французских крестоносцев и собственной армии. Первоначально целью похода был заявлен Египет – в качестве плацдарма для нападения на Палестину. Однако Венеция, воспользовавшись доминирующим положением кредитора, перенаправила его на хорватский город Задар – своего главного соперника в Адриатике. За разграбление христианского города папа отлучил крестоносцев, постыдно забывших о высоких целях предприятия, от церкви. Но их это не остановило. Дож Венеции Энрике Дандоло, войдя в сговор с предводителем крестоносцев итальянским маркизом Бонифацием Монферратским, перенаправил поход после Задара на Константинополь. В 1204 году банда армия Католической церкви захватила его.
Для Венеции главным бонусом было ослабление Византии, для рыцарей – её богатства, но и Венеция не отказалась от них. Робер де Клари, участник похода и автор мемуаров «Завоевание Константинополя», утверждал, что в столице Византии находилось две трети всех богатств мира. Его восхищению не было границ:
Там было такое изобилие богатств, так много золотой и серебряной утвари, так много драгоценных камней, что казалось поистине чудом, как свезено сюда такое великолепное богатство. Со дня сотворения мира не видано и не собрано было подобных сокровищ, столь великолепных и драгоценных. И в сорока богатейших городах земли, я полагаю, не было столько богатств, сколько их было в Константинополе!
Город подвергся тотальному разгрому и ограблению. Были преданы огню целые кварталы, беспощадно разграблен храм Святой Софии. «Святые отцы» из обоза крестоносцев вывезли в европейские церкви и монастыри множество реликвий. Знаменитая квадрига, и поныне украшающая главный собор Венеции святого Марка, тоже была украдена в Константинополе. Активное участие католических храмов в ограблении и разделе имущества христианских же храмов, даёт наглядное представление о степени доминирования в Католической церкви светского начала. Можно даже сказать не светского, а делового хищнического.
Величайшее в истории ограбление оценивают в 4 000 000 марок серебра. Учитывая, что марка – 249 г, объём награбленного соответствует 1000 т серебра. Доля венецианцев в добыче крестоносцев составила три восьмых, остальное «рыцари» разнесли по Европе. Представление о покупательной способности серебра даёт сделка Венеции с Бонифацием Монферратским – она выкупила у него остров Крит за 1000 марок, т.е. 250 кг серебра.
После похода последовал раздел Византии, по итогам которого торговые пути в Персию, Индию, Сирию и Египет перешли под полный контроль Венеции. Резкое расширение морской торговли с богатейшими регионами мира перенаправило в Европу на постоянной основе новый обширный поток золота и серебра, дополнением к золоту Мали, и предъявило существенный дополнительный спрос на товарную продукцию из Северной Италии.
Допинг крестовых походов
Итак, первые крестовые походы влили в Европу мощнейшую дозу допинга – обеспеченного деньгами платёжеспособного спроса – то, что жизненно необходимо для развития товарного производства. Регулярная подпитка золотом Мали началась с XII века. А в самом начале XIII была сделана ударная инъекция – одноразовое вливание драгоценных металлов в объёме примерно равном вековой собственной добыче Европы. К этому следует добавить постоянный поток золота и серебра из Персии, Индии, Леванта, Египта.
Сверхдопинг придал мощный импульс побегу в классический капитализм – на нём просто не мог не случиться взрыв товарного производства и обмена. А Святой Престол обеспечивал его поддержанием зон вакуума имперской власти.
Разобравшись с предпосылками к побегу и выполнением необходимых условий, перейдём к обсуждению его сюжета и исполнителя главной роли.
Геополитические козыри Тосканы
Если Северная Италия имела геополитические козыри по отношению к другим территориям, то у Тосканы таковые имелись относительно самой Северной Италии. Представление об уникальности положения Тосканы даёт карта:
Тоскана расположена в верхней части «голенища» сразу над Папской областью. Поэтому Священная Римская империя, защищавшая её от вторжений с юга, тем самым служила военным зонтиком и для Тосканы.
Тоскана, вследствие непосредственного соседства с Папской областью, оказалась в точке равнодействия двух центров административной силы – близкого, но административно слабого Святого Престола и административно сильного, но далёкого имперского. Административному безвластью содействовало и нависшее над Тосканой «галифе» из городов Ломбардской лиги – мощный силовой буфер между нею и имперским центром. Поэтому Тоскана оказалась уж вовсе территорией безвластья – раем для континентальных капиталов:
Цель и первой, и второй Ломбардской лиги – борьба с империей против её господства в городах Ломбардии. На рисунке отражены сроки действия союзов, созданных для реального вооружённого противостояния. Так, к примеру, городские ополчения Первой Ломбардской лиги в битве при Леньяно в 1176 наголову разбили рыцарей Фридриха I Барбароссы, что вынудило его признать в 1183 самостоятельность ломбардских городов. Даже хитрой и изворотливой Венеции пришлось войти в состав первой Лиги. Тоскана же сей участи избежала, воспользовавшись союзами в качестве бесплатного силового зонтика – ещё один бонус её геополитического положения.
Три главных континентальных города Тосканы – Лукка, Сиена и Флоренция – выигрышно расположились и относительно моря: в сравнительной близости к нему и к Пизе – одному из трёх главных центров морской торговли. Флоренция, оказавшаяся в 70 км от Пизы, была связана с нею удобной транспортной артерией – рекой Арно. Начиная именно от Флоренции, река была судоходна для маленьких судов и барок. Поэтому её доступ к морским коммуникациям оказался самым удобным и дешёвым:
Наконец, все три города имели удобный выход к главной сухопутной артерии Средневековья – Дороге франков. Через Лукку и Сиену она попросту проходила, а Флоренция была связана с ней всё той же незамерзающей рекой Арно. Но доступ к Дороге франков – преимущество весьма условное, поскольку в Средние века дальние сухопутные коммуникации были дорогими и опасными:
Перечисленные козыри превратили три города Тосканы в уникальную территорию для создания промышленного района, востребованного морской торговлей. Не случайно все три выросли в города-республики, наряду с грандами морской торговли Венецией и Генуей, см. выше карту «города-республики».
Флоренции удалось оторваться от двух других главных континентальных городов Тосканы – Лукки и Сиены – и совершить воистину фантастический прорыв в классический капитализм. Тому отчасти способствовал такой фактор, как роль личности в истории.
Роль личности
В социогенезе наряду с объективными факторами действует личностный, облекающий объективные процессы в конкретную форму и придающий им конкретную траекторию. В Тоскане таковой личностью стала маркграфиня Матильда Тосканская 1046-1115, также известная как Матильда Каносская, правившая с 1055 по 1115. Начало её правления совпало с окончательным расколом в 1054 христианской церкви на Римско-католическую и Православную – момент, когда те и другие предали друг друга анафеме.
Матильда была неразлучным другом и пламенной союзницей папы Григория VII, оказавшей ему поддержку в период борьбы за инвеституру, подробнее в предыдущей заметке. Именно она в январе 1077 укрыла папу в своём замке в Каноссе, когда Генрих IV нежданно явился к нему с покаянием. Король, стоя на коленях у ворот замка, вымаливал у Григория VII прощение.
Позже в 1080-1081, в продолжение конфликта, Матильда не испугалась выступить военным союзником папы, но её армия была отброшена превосходящим войском Генриха IV. Такова была эта женщина – одна из немногих средневековых аристократок, способных лично руководить военными действиями. Её вражда с Генрихом продолжилась и после смерти папы.
Флоренции Матильда оказала неоценимую услугу: в начале XII века она перенесла туда из Лукки столицу маркграфов Тосканских. Столичный фактор, несомненно, способствовал бурному взлёту Флоренции.
Свои ленные земли и поместья маркграфиня завещала римской церкви. Борьба между империей и Святым Престолом за наследие Матильды продолжалась до XIII века. Междоусобица лишь усилила состояние безвластья, как следствие, города Тосканы быстро развивались и с минимальным вооружённым противостоянием добились той же независимости, что и города Ломбардии. Маркграфство Тосканское, в которое помимо Тосканы входила область Эмилия-Романья и краешек Ломбардии, распалось в итоге на ряд городских коммун и республик: Флоренция, Лукка, Пиза, Сиена, Ареццо, Модена, Реджо-Эмилия, Парма, Мантуя.
Кот из дома, мыши в пляс
Уже в 1116, на следующий год после смерти Матильды Каносской, Флоренция провозгласила себя независимой городской коммуной.
Длившаяся затем весь XII век борьба императоров и пап за наследство Матильды лишь укрепила политическую власть капиталов. Во Флоренции, начиная с 1207, для руководства городом избирался подеста – так назывался глава администрации средневековых итальянских городов-государств, который, впрочем, был лишь прикрытием: на практике городом к тому времени правил олигархический совет.
Первая демократия Флоренции
В XIII веке императоры предприняли последнюю попытку привести Италию к общему имперскому знаменателю. Император Фридрих II 1220-1250 попытался подчинить Италию своей власти, опираясь на помощь королевства Силиция, что привело к длительной борьбе с папами Григорием IX 1227-1241 и Иннокентием IV 1243-1254, которых поддержали итальянские города, читай капиталы.
Флоренция в 1238 под жёстким силовым давлением была вынуждена признать сюзеренитет Империи. Приход к власти в республике сторонников императора – гибеллинов – вызвал недовольство большей части горожан. В 1248 году ведущие гвельфские семьи – сторонники папской власти, а вернее безвластья – покинули Флоренцию.
После смерти в 1250 Фридриха II практически вся Тоскана восстала и сбросила власть гибеллинов. С 1250 по 1260 в республике установилась Primo Popolo – первая демократия (popolo – народ). Социальная база власти существенно расширилась за счёт опоры на пополанов – так в XII-XIV веках в Северной и Центральной Италии называли цеховой торгово-ремесленный люд. Совет цехов стал одной из опор власти. Вместо подесты, правившего в интересах очень узкого круга олигархии, республику возглавил капитан народа – военачальник и глава коммуны пополанов. Был создан Совет старейшин – новый муниципальный орган с правами финансового и фискального управления республикой, в который вошли представители всех районов города.
Ослабление империи
Длительная концентрация Фридрихом II усилий на итальянском направлении привела к общему ослаблению имперской власти, поскольку недостаток сил внутри Германии вынудил его пойти на существенные уступки немецким князьям. «Постановление в пользу князей» от 1232 признало за ними суверенные права в границах их владений, что заложило правовой фундамент для формирования полунезависимых наследственных княжеств.
Фридрих II стал последним представителем династии Гогенштауфенов на престоле империи. После его смерти в 1250 последовал длительный период междуцарствия, прерванный в 1273 коронацией графа Рудольфа I – основателя Австрийской монархии и первого представителя династии Габсбургов на престоле Священной Римской империи. Однако заложенную Фридрихом II бомбу было не остановить: значение центральной власти продолжило падать, тогда как влияние правителей региональных княжеств в ущерб власти императора возрастать.
Священная Римская империя фактически лишилась влияния на Апеннинском полуострове. Она всё более ограничивалась границами немецких земель, превращаясь в национальное государственное образование немецкого народа. Параллельно с этим началось и постепенное освобождение из-под власти папы имперских учреждений Германии. На столь благостном фоне в Тоскане окончательно восторжествовал гвельфизм. Но гибеллины сдались не сразу.
Обратное торжество партии гибеллинов
В 1260 гвельфы решились взять власть во всей Тоскане и перешли в наступление. Флорентийская армия, усиленная гвельфскими коммунами других городов, атаковала Сиену – оплот гибеллинов. Однако феодалы, которых продолжил поддерживать король Манфред Сицилийский – союзник империи и бастард Фридриха II, не собирались уступать власть Капиталу. В битве при Монтаперти армия Флоренции была наголову разбита. Как ни крути, обученность феодалов профессиональному ведению боевых действий в целом была выше, чем у вальвассоров и ополчения. Спустя неделю войска Сиены вошли во Флоренцию.
Власть вновь перешла к гибеллинам. Конституцию республики отменили, гвельфов изгнали из города. Их имущество было конфисковано, дома и башни разрушены. Изгнанники нашли убежище в Лукке – единственном городе Тосканы, оставшемся под управлением гвельфов. Однако вскоре гибеллины атаковали и Лукку, после чего вся Тоскана оказалась в их власти.
Роман Святого Престола с Большими Капиталами
Для капиталов все описанные выше коллизии означали изменение политического ландшафта в чуть более или менее благоприятном направлении. Страдала лишь выстраиваемая ими политическая надстройка, тогда как процессы собственного расширенного воспроизводства практически не затрагивались: частная собственность при всех вариантах развития событий в целом оставалась неприкосновенной.
И всё же гвельфы для Больших Капиталов были предпочтительнее. Вмешательство в управление со стороны понтификов было заведомо мягче королевского, поскольку они не имели мощной структуры проекции административной и военной силы. Поэтому капиталам иметь дело со Святым Престолом было явно удобнее – он играл в одной с ними силовой «лиге». Между сторонами завязался роман, выражавшийся во взаимной ситуативной поддержке в противостоянии королевской и имперской власти и их политическому крылу – партии гибеллинов. При этом одна из сторон полагала, что имеет неоспоримое преимущество в паре вследствие своих недостижимых духовных высот. Вторая небезосновательно рассчитывала на колоссальную латентную силу денег.
Снобизм понтификов сыграл с ними злую шутку – им показалось, что они имеют дело с «пищей». Именно так в упоении духовного всевластья рассматривался ими Капитал – как один из ресурсов для пополнения казны. И это было колоссальной ошибкой – «пища» в итоге разъела Католическую церковь изнутри. В вопросе: «Кто кого приручил и использует?» – одна из сторон явно ошибалась. Подобного рода заблуждение в отношении Капитала порой настигало и монархов, что стоило жизни их государствам.
Одна из глав романа понтификов с Большими Капиталами
Борьба за власть в Тоскане явила нам очередные подтверждения романа понтификов с Большими Капиталами: в той геополитической конфигурации папы очевидно сыграли на их стороне против имперской власти. Но и с нею они не прерывали, пока был спрос, торговлю своим божественным благословением, обращаясь, когда возникала крайняя нужда, за монаршей военной помощью.
После поражения в 1260 гвельфов Тосканы Святой Престол в заботе о своей пищевой базе вступился за них, наложив на купцов Сиены санкции. В 1266 папа Климент IV 1265-1268 обратился за помощью к французскому принцу Карлу Анжуйскому, пообещав ему благословение на корону Сицилии. В том же 1266 в битве при Беневенто Манфред Сицилийский был повержен и убит, а год спустя Карл Анжуйский вторгся в Тоскану. Его кампания в значительной мере была профинансирована флорентийскими банкирами. Одна только весть о подходе французской армии заставила гибеллинов бежать. Через три года под контролем гвельфов оказалась вся Тоскана, теперь надолго.
Карл Анжуйский был избран в 1267 на пост подеста Флоренции и сохранял должность в течение тринадцати лет. Он взял в свои руки всю внешнюю политику Флорентийской республики. Рост в Италии его влияния, а с ним влияния Франции, не устраивал Святой Престол, и вызвал недовольство папы Григория X 1271-1276. Он пытался добиться соглашения между умеренными гвельфами и гибеллинами, что обесценило бы для гвельфов покровительство Карла Анжуйского. Только в 1280 папскому легату кардиналу Латино деи Франджипани удалось достичь соглашения, и в тот же год Карл Анжуйский был смещён с поста подеста республики, что означало падение власти анжуйцев.
Антифеодальная революция
Привилегии, полученные флорентийскими купцами благодаря Карлу Анжуйскому во Франции, Неаполе и других государствах способствовали бурному росту их европейской торговли, что резко усилило влияние торговых цехов, читай Больших Капиталов. После 1280 они захватили власть в республике через институт своих представителей – приоров цехов. Режим приората обеспечил господство «жирного народа» – popolo grasso – торговой верхушки объединённой в семь «старших цехов». С 1287 к приорату присоединились пять «средних цехов». С феодальной аристократией Капитал не церемонился: нобили сохранили право на участие в управлении, но при условии, что вступят в один из двенадцати правящих цехов.
Неудачная война в 1288 с гибеллинской Пизой подогрела крайнюю степень недовольства феодальной аристократией, олицетворявшей армию. Воспользовавшись им «жирный народ» старших цехов инициировал принятие в 1293 «Установлений справедливости» – конституции Флоренции. Это был первый в Европе антифеодальный закон, лишивший феодальные аристократические фамилии политических и гражданских прав, тем самым позволивший Большим Капиталам Флоренции окончательно получить всю полноту политической власти. Более того, знатные семьи обязали покинуть город. В приорат помимо семи приоров от «старших цехов» и пяти от «средних» добавили для имитации демократии двух представителей «младших цехов», объединявших бедные слои ремесленников или «тощий народ» – popolo minuto. Охрана конституции была поручена высшему должностному лицу, командовавшему городским ополчением.
Но самым важным пунктом «Установлений справедливости» стало освобождение крестьян от крепостной зависимости на всей территории Республики, что устранило последние барьеры на пути свободного перетекания рабочей силы. Держатели земли не особо возражали, поскольку с ростом городов сложился широкий рынок продовольствия, открывший непосредственным производителям возможность его реализации за деньги. Поэтому для держателей земли стал энергетически целесообразным переход от отработочной (барщина) и продуктовой (плата натурой) ренты к аренде земли – монетизированной форме земельной ренты.
Расцвет классического капитализма во Флоренции
Ещё при Матильде Каносской, но особенно после учреждения в 1116 коммуны Флоренция вступила в эпоху активного развития ремесленного производства. Финансовым фундаментом роста, напомним, стала активизация с конца XI века торговли с Магрибом, как следствие, хлынувшее в Европу золото Мали. Купцы Флоренции закупали невыделанные полотна из Фландрии и Франции, краски из Леванта, местные ремесленники производили их тонкую отделку и окраску, после чего ткани продавались за пределами Тосканы. Таким образом, относительно высокая инфраструктурная связность Европы и Средиземноморья способствовала углублению разделения труда уже на международном уровне.
Выше мы разбирали, что если давать оценку качеству геополитического положения с позиций Капитала, то все прочие континентальные города Северной Италии проигрывали Флоренции. Столичный статус, удобный доступ к морской торговле по реке Арно, слабость имперской власти как предпосылка к политическому доминированию капиталов послужили промышленному взлёту города уже в XII веке.
Флоренция, так или иначе, всегда добивалась доступа к морским коммуникациям, поскольку сухопутные были медленнее, опаснее и дороже. Тому примером события 1171 года, когда Пиза, испытывая сложности в борьбе с Генуей и императором Фридрихом I Барбароссой, обратилась к Флоренции за военной помощью. Та её оказала, истребовав в обмен торговые преференции, в частности, уступки в сфере перевозки грузов и возможность использования инфраструктуры гаваней для хранения своих товаров.
Пик расцвета Флоренции пришёлся на XIII – первую половину XIV века. О его темпах свидетельствует рост населения города в начале XIII века скачком с 15 до 50 тысяч. «Взрыв» удивительным образом синхронизирован с великим ограблением в 1204 Константинополя, обеспечившим грандиозное вливание золота и серебра в денежное обращение Европы и расширение морской торговли. Обилие денег и устойчивый спрос на товарную продукцию на десятилетия стали фундаментом прироста континентальных капиталов.
Капиталы Флоренции, не имея, как Венеция, Генуя или Пиза, доступа к высокой ренте от морской торговли, вынужденно оттачивали навыки в присвоении производственной ренты. Они продолжили специализироваться в изготовлении и выделке шерстяных тканей – высокотехнологичном производстве с высокой добавленной стоимостью, непрерывно его совершенствуя. Их трудами производственная рента, опираясь на достигнутый общий технологический уровень, глубину разделения труда и массовость производства неожиданно приняла формат эксклюзивной. На её богатых дрожжах произошёл невероятно бурный рост капиталов. Дополнив технологическое лидерство цепью глубоких политических преобразований, они превратили Флоренцию в идеальную территорию для своего расширенного воспроизводства.
Город оказался в уникальной экономической нише, где у него фактически не было конкурентов – стал первым индустриальным центром. Найденный вектор развития – глубокая энергетическая оптимизация процессов производства – привёл к зарождению во Флоренции первых шерстоткацких и сукнодельческих мануфактур, на которых трудились наёмные рабочие – чомпи:
Переход к мануфактурам был предопределён объективным ходом развития промышленности. Первыми мануфактурами можно считать предприятия по производству сукна во Флоренции, появившиеся в XIV–XV веках.
Известно, что флорентийское сукно являлось экспортным товаром, на который существовал огромный спрос в Европе. Закупка шерстяного сырья и его доставка на предприятия сосредоточились в руках купечества, поскольку для торговых операций требовались значительные капиталы. Скупщики одновременно являлись и собственниками мастерских, где наёмные рабочие очищали, мыли, сушили, чесали шерсть, которая потом попадала в мелкие надомные мастерские, производившие пряжу. После этого купцы-посредники продавали пряжу в ткацкое производство, затем в окончательную обработку – стрижку и окраску. Таким образом, процесс производства делился на отдельные стадии, проходившие на различных специализированных предприятиях с применением наёмного труда.
В 1330-х во Флоренции насчитывалось от 200 до 300 крупных суконных мастерских, где ежегодно вырабатывалось до 1,6 миллионов метров дорогого тонкого сукна. На предприятиях по переработке шерсти трудилось около 30 тысяч человек. Несколько тысяч работников было занято в мастерских по окраске и отделке шерстяного волокна. Именно эти мастерские послужили основой для создания суконных мануфактур, Т.М.Тимошина, «Экономическая история зарубежных стран».
Разрабатываемая капиталами Тосканы золотая жила ниша оказалась настолько перспективной, что по скорости экономического роста Флоренция в XIII-XIV веках опередила все без исключения города-государства Италии, включая морские. Объективным тому свидетельством сопутствующий демографический взрыв:
В течение долгого времени Флоренция отставала от своих соседей и соперников, особенно от Пизы, являвшейся в XII – начале XIII века самым крупным и наиболее процветающим городом Тосканы, однако преодолела разрыв за несколько десятилетий. По данным исследователей, имея в конце XII века 15-тысячное население, она в начале XIII века достигла примерно 50 тысяч жителей – цифра, представляющаяся многим историкам завышенной, около 1260 года – 75 тысяч, в 1280 году – 85 тысяч и, наконец, в конце XIII века – 100 тысяч. Тем самым она опередила все тосканские города: Сиена в 1328 насчитывала 50 тысяч жителей, Пиза в 1293 – 38 тысяч, Лукка – 23 тысячи. Флоренция встала в ряд наиболее населённых городов Северной Италии: Милан – 65 тысяч жителей, Генуя – 60 тысяч, её опережала лишь Венеция с более чем 100 тысячами жителей.
Рост численности населения обеспечивался за счёт притока переселенцев из сельской округи. Однако прибывал не только неквалифицированный пролетариат, но и немало ремесленников, торговцев и даже «интеллектуалов», в частности, нотариусы.
Демографический рост замедлился лишь в первые десятилетия XIV века. Один из лучших знатоков Флоренции XIV века французский историк Шарль Де Ла Ронсьер, 1870-1941, без колебаний даёт оценку численности населения в 1300 г. в 110 тысяч человек, что делает город одним из самых многонаселённых во всей Италии, ссылка.
Имеются оценки числа жителей к началу XIV века в 120 тысяч жителей. В любом случае только Венеция, Флоренция и, может быть, Милан сумели превысить уровень в сто тысяч жителей.
Финансовый символ успеха
В XIII веке в Европе сформировались два столпа присвоения эксклюзивной ренты: производственную в основном взимала Флоренция, морскую – Венеция. Был и третий игрок – корпорация Иврим, взимавшая корпоративную ренту, тоже эксклюзивную, но её функционирование и успех, как всегда, были латентными. Естественно, у каждого из лидеров были свои соперники и догоняющие. С Флоренцией соперничали континентальные города Северной Италии, а в сфере нижнего передела – Франция и Фландрия. С Венецией в XIII-XIV веках, до фатального поражения в 1381 в войне при Кьодже, отчаянно боролась Генуя. И Флоренция, и Венеция вышли победителями – каждый город в своей нише. У корпорации Иврим был свой соперник – Орден тамплиеров, который тоже выбыл из игры из-за своей зависимости от поддержки со стороны папы римского.
Сложившаяся в Северной Италии дуополия Больших Капиталов нашла отражение в финансовой системе Европы.
В эпоху Раннего Средневековья главным средством обращения были серебряные деньги. Но к середине XIII века они перестали удовлетворять потребности торговли: рост объёмов товарной массы и сделок потребовал монеты бóльших номиналов. Очевидной мерой стало подкрепление хождения серебра золотыми монетами, обращение которых в Европе до XIII века было незначительным – в большинстве своём это были византийские солиды, называемые «безантами». Отсутствие полновесной золотой монеты становилось помехой дальнейшему развитию процессов обмена и накопления.
Первой на запрос ответила быстро богатевшая Флоренция: в 1252, в период первой демократии 1250-1260, она начала чеканку знаменитого флорина с содержанием золота 3,53 гр. На его аверсе был выбит герб Флоренции – цветок лилии. Флорин стал самой популярной в Европе монетой, молчаливо свидетельствовавшей о превращении Флоренции не только в производственный, но и в финансовый центр.
Венеция – второй участник дуополии – тоже выпустила свою золотую монету, явно в подражание флорину, с таким же содержанием золота, но с заметным опозданием – в 1284. Монета с изображением дожа получила название дукат (по-итальянски дож – dux), второе её название – цехин.
Корпорация Иврим, в силу латентного статуса не стремилась и не могла оформить свою финансовую мощь в политическую власть, следовательно, не имела возможности чеканить монету.
Термин «флорин» стал нарицательным – названием для всех высокопробных золотых монет стандартного веса 3,5 г, даже если на них не было изображения лилии. «Дукат» стал его синонимом.
Флорины выпускали Лукка, Папская область, Милан, Савойя. С XIV века клоны чеканились во Франции и Англии. В Германии и Нидерландах флорин получил название гульден – «золотой». Но нишу «мировых» денег Европы надолго заняли оригинальные флорин и дукат, что немудрено: чекан клонов и содержание золота в них могли меняться по два-три раза в год, бывало и чаще. Тогда как Флоренция и Венеция веками хранили их неизменными: Флоренция до 1523, пока не перешла на венецианские цехины (дукаты), дукат же не менялся в течение более пятисот лет.
Промежуточный итог
В начале заметки мы сформулировали четыре характерных признака классического капитализма:
1) кардинальное углубление разделения труда
2) вызванная им трансформация производственной ренты в эксклюзивную
3) вынужденный осознанный демонтаж феодализма
4) политическая власть Больших Капиталов.
Все они реализовались во Флоренции, что позволяет судить о том, что ей удался побег в классический капитализм. Почему короткий побег, а не глубокое погружение – мы разберём ниже.
Неизбежность кризиса
Скачкообразное увеличение в Европе в 1204 денежной массы стало главным стимулом к развитию товарного производства. Его бурный рост имел следствием столь же бурное ускорение накопления свободных капиталов.
В первой половине XIII века это не приводило к эксцессам. Во-первых, невозможно было сразу израсходовать потенциал византийского джокера. Во-вторых, и это главное, расширение предложения товаров требовало инвестиций в производство, а они тут же перерабатывали свободные капиталы обратно в платёжеспособный спрос. О темпах расширения производства в первой половине XIII века, следовательно, и интенсивности инвестиций свидетельствует всё тот же бурный рост населения Флоренции с 15 до 75 тысяч.
На первых порах свободные капиталы эффективно утилизировались и через элитарное потребление, в которое окунались семьи, дорвавшиеся до своих первых больших денег. Так, к примеру, во Флоренции семья, заработавшая первые 20 тысяч флоринов, сразу приступала к строительству дворца. Тем самым они перерабатывали накопленные свободные капиталы в платёжеспособный спрос со стороны строителей, мебельщиков, драпировщиков, художников, кузнецов и прочих изготовителей роскоши.
Закавыка в том, что при наличии платёжеспособного спроса рост товарного производства, а с ним и предложения товаров, продолжается непрерывно и, в конце концов, превышает возможности наличествующего в обращении объёма денег обслуживать процессы обмена и накопления. Византийский джокер сослужил службу, но во второй половине XIII века, несомненно, сдулся. Европе требовался значимый постоянный приток новых денег в объёме, существенно превышавшем добываемые к тому моменту около 10 т серебра в год и выручку в Мали, Индии, Леванте и пр. К тому же помощь морской торговли в регенерации денежного обращения была сродни американской: с одной стороны, она генерировала платёжеспособный спрос из внешних источников денег, с другой, она же его и пылесосила, реализуя доставляемые заморские товары. Что ж, эффективность морской торговли требовала двусторонней загрузки.
Без вливания в экономику денег из новых источников её ждала недостаточность спроса или избыток товаров, если желаете. За этим следует мгновенная остановка инвестиций, что ведёт к практически полному и быстрому вымыванию денег из обращения в накопления, а с тем к коллапсу обмена и производства. Все перечисленные механизмы кризиса подробно разобраны на элементарной модели экономики изолированного Острова в заметке Мировой кризис 32: две главные проблемы Цивилизации.
Первый антикризисный джокер
Кризис непременно случился бы во второй половине XIII века, если бы не европейский джокер – месторождение серебра Кутна-Гора в Чехии.
Серебро с конца XII века стало символом богатства Чехии. Но главный всплеск его добычи произошёл во второй половине XIII века, когда после 1280 в Кутна-Гора случилась «серебряная лихорадка». Туда за «большими» деньгами устремились до ста тысяч бедняков из разных стран. Вокруг шахт выросло хаотическое нагромождение из лачуг, трактиров, бань, лавок и пр. В самих рудниках трудилось 60 тысяч горняков. В результате с 1290 по 1350 в Кутна-Гора ежегодно извлекалось более 20 т серебра, что сразу нарастило европейскую добычу более чем в два раза.
В Кутна-Гора был построен город с монетным двором, где с привлечением флорентийских мастеров была налажена чеканка крупной серебряной монеты – пражского гроша. Вес первых грошей составил 3,955 г при содержании чистого серебра 3,71 г.
Но самое главное, чешский король Вацлав II 1283-1305, не исключено, что с подсказки всё тех же флорентийцев, реализовал самую важную часть денежной реформы, ставшей в тот момент спасительным кругом для денежного обращения Европы – запретил свободное хождение в Чехии серебра. Собственники рудников обязаны были сдавать его на монетный двор, получая взамен монету. Тем самым удалось предотвратить утекание бóльшей части серебра на изготовление украшений и посуды. Иностранцам оно доставалось только монетой за свой товар.
Благодаря реформе Кутна-Гора стала крупнейшим эмиссионным центром, чешские грошены – стандартом серебряной монеты, а Чехия – богатейшим государством. Столь обильный источник денег поднял и укрепил статус королевства Чехия в Священной Римской империи, а королевская казна получила свой главный, очень обильный в эпоху Классического Средневековья источник доходов – плату за чеканку монеты, которая была немалой.
Реформы Вацлава II позволили нарастить ежегодное вливание в денежное обращение европейского по происхождению монетного серебра не в два-три раза – пропорционально росту добычи, а существенно больше, возможно, на порядок.
Второй антикризисный джокер
Не стоит сомневаться, что производственные капиталы Европы, наращивая в высоком темпе основной капитал, технологическую и финансовую мощь, столь же быстро съели эмиссионные возможности Кутна-Гора. Им в помощь в первой половине XIV века сыграл второй джокер – одно из богатейших в Средние века месторождений золота и серебра в Кремнице. Расположено оно в Словакии, тогда принадлежавшей Венгрии. Начало его активной разработки инициировал во второй половине XIII века венгерский король Бела IV 1235-1270.
Однако денежному обращению Европы требовалась монета, а не золото и серебро, перерабатываемые в посуду и украшения. В 1328 король Венгрии Карл Роберт 1310-1342 предоставил Кремнице статус свободного королевского города с правом чеканки монеты. Монетный двор в Кремнице начал чеканить венгерские гроши, подобные пражскому, золотые флорины, потом дукаты. Он на столетия стал главным эмиссионным центром Венгрии и очень важным для Европы, а Кремницы практически мгновенно превратили во второй после Буды город королевства – столь велика сила денег.
В 1340-1350 в Кремнице ежегодно добывалась 1 т золота и около 3 т серебра. Учитывая соотношение стоимости золота к серебру 15:1, Кремница в первой половине XIV века вливала в денежное обращение Европы объём денег почти эквивалентный Кутна-Гора. Их совместными последовательными усилиями по регенерации денежного обращения кризис платёжеспособного спроса в Европе, а с ним и всего классического капитализма, удалось сдвинуть почти на середину XIV века. Но остановить его железную поступь было не в их силах.
Первые шаги кризиса
К началу XIV века Флоренция превратилась в монстра, накачанного мощными мускулами производительных сил, который с огромной скоростью и в огромных объёмах перерабатывал платёжеспособный спрос Европы, выкачивая из него золото и серебро в свободные капиталы:
Флорентийские компании, а именно во Флоренции появился в XIII веке термин «компания» – compagnia, вели самый доходный за всю историю Средних веков суконный бизнес. Финансовая мощь республики возрастала с каждым днём. Уже в 1320 оборот сотни крупнейших компаний Флоренции составил 6 млн. флоринов, что превышало, к примеру, доход британской казны в 100 раз. А доход городской коммуны превысил отметку в 300 тыс. флоринов, А.Е. Герасимов, «Банкротства».
Доход городской казны Флоренции, судя по цифрам, тоже превышал бюджет английской короны, но «всего» в пять раз. О чём ещё говорят цифры? О том, к примеру, что выручка в 6 млн. флоринов эквивалентна 21 т золота. При минимальной тогда рентабельности в 20% прибыль флорентийских компаний составляла около 3,5 т золота в год, а это эквивалентно 50 т серебра, что в разы превышало всю его годовую европейскую добычу. Элитарное потребление, налоги, церковная десятина, безусловно, съедали часть этой суммы, возвращая деньги назад в обращение, но вряд ли больше половины. Большую часть из остававшегося после этого на руках тоже следовало вернуть в денежное обращение, дабы не обрушить его. И сделать это можно было только через инвестиции.
Однако рост производительных сил Флоренции, который, судя по демографической динамике, продолжался весь XIII век, в первой четверти XIV явно замедлился, возможно, и вовсе остановился. Тому подтверждением данные о сокращении населения со 100-120 до 90 тысяч. А замедление роста производительных сил означает не что иное, как замедление инвестиций — инструмента переработки накапливаемых свободных капиталов обратно в платёжеспособный спрос.
Меж тем производственная мощь Флоренции и не думала снижать интенсивность переработки платёжеспособного спроса в накопления, продолжая в огромных объёмах выкачивать деньги из обращения Европы, тем самым подталкивая его к дистрофии:
Недостаточность средств обращения подтверждается, к примеру, теми значительными затруднениями, которые вызывал всякий крупный платёж. Ввиду недостатка монеты в обращении для обеспечения ими происходило принудительное изъятие золота и серебра в виде артефактов. Так, например, в 1313, 1332 и пр. годы во Франции издавались распоряжения, чтобы всякий принёс треть своих вещей из золота и серебра для перечеканки в монету, которую население получало по истечении определённого времени, т.е. де-факто имел место заём со стороны короны. Также ювелирам запрещалось выделывать предметы свыше определённого веса, а то и вообще практиковалась временная приостановка их производства. Вследствие крайней нужды в деньгах короли были вынуждены неоднократно прибегать к выпуску кожаных денег – прототипу современных бумажных. Более ранние виды денег – различные продукты, неметаллы, хотя и встречались несравненно реже, чем в предшествующий период, но всё же не выходили из употребления, ссылка.
Немудрено, что при таком дефиците денег в обращении государи предпринимали меры, препятствовавшие их утеканию за пределы королевств:
Недостачей монеты объясняются повсеместные запреты вывозить золото и серебро в слитках, монете и утвари без особого на то разрешения короля, как и уплачивать ими по векселям. Отсюда и требование к приезжим купцам, в частности в Венеции и в Англии, приобретать товары на всю вырученную в данном месте сумму. Порой действовали более мягкие запреты, имевшие целью предотвращать вывоз из страны лучшей монеты и только её, как это, к примеру, было во Франции в годы особенно сильной порчи монеты, ссылка.
Жёсткий дефицит денег в обращении, как следствие недостаточность платёжеспособного спроса, служат явными признаками приближения кризиса. Об этом косвенно свидетельствовала и монополизация экономики, всегда сопутствовавшая его началу: мелкие и средние капиталы не выдерживали битвы за спрос в условиях его дефицита, и их подъедали большие акулы. Так, во Флоренции решением приората ввоз из-за границы необработанной шерсти и сукна был поручен компаниям Барди и Перуцци, тогда как остальным оставили только их переработку и окрашивание. А к 1330 Барди и Перуцци сумели поглотить многих «товарищей» по ремеслу, пододвигая экономику Флоренции к олигополии.
Миланское герцогство, как косвенное свидетельство кризиса
В XI – начале XIII века капиталы Милана и других городов Ломбардии были в лидерах забега в классический капитализм на растущем платёжеспособном спросе. Именно Милан первым получил независимость и возглавил Ломбардскую лигу в борьбе за городские коммуны против сеньоров и империи. Однако по мере ожесточения конкуренции за массовый спрос Милан стал проигрывать Флоренции, имевшей явные геополитические козыри. Обратный разворот Милана от городской коммуны к феодализму тоже стал одним из индикаторов назревавшего кризиса – того, что спроса на всех явно не хватает.
Относительная слабость миланских капиталов привела к тому, что в Ломбардии восторжествовали гибеллины. В 1277 архиепископ Оттоне Висконти, опираясь на поддержку императора, перехватил контроль над городом у семьи Дела Торе и окончательно сменил форму правления с республиканской, в её олигархическом варианте, на режим наследственной синьории. При Висконти органы городского самоуправления были либо уничтожены, либо выполняли совещательные функции. Так Милан под давлением обстоятельств совершил, не дожидаясь кризиса, дрейф от классического капитализма, где власть отправляет Капитал – прирождённый хищник, клыками рвущий прибыль, к умеренному управляемому капитализму под протекторатом сеньора. В XIV веке влияние Висконти распространилось на соседние с Миланом коммуны.
Производство шерсти и сукна в Милане пришло в упадок – свидетельство победы Флоренции в нише индустриальной ренты, взимаемой с энергетически эффективного поточного производства. Его капиталы вынужденно сместились в нишу элитарного спроса – не столь массового, но всегда обеспеченного деньгами и с более высокой рентабельностью: производство оружия, шёлка, бархата, ювелирных изделий. Милан остался крупным центром торговли с Южной Францией, Германией, Каталонией, Кастилией.
Наследственная власть одного хозяина благотворно сказывалась на Милане – город развивался более гармонично, в том числе избежал гипертрофированного демографического роста. Тому способствовала и умеренная потребность в рабочей силе, спрос на которую в первую очередь предъявляло массовое мануфактурное производство.
Наследственной власти присущ существенно более глубокий в сравнении с Капиталом горизонт планирования, поэтому Милан с лёгкостью реализовывал сложные инфраструктурные проекты. В 1257, ещё в правление семьи Дела Торе, в Милане была завершена прокладка 50-километрового судоходного канала Naviglio Grande, соединившего город с рекой Тичино, начинающейся в Швейцарии. В XIV веке вся Нижняя Ломбардия покрылась сетью ирригационных каналов. К Милану был подведён канал Martesana с другой стороны – от реки Адда. В XVI веке его, как и Naviglio Grande, превратили в судоходный:
Милан получил статус герцогства 11 мая 1395. В тот день Джан Галеаццо Висконти официально принял титул герцога Милана из рук римского короля, так именовали правителей Священной Римской империи до момента их коронации папой, Венцеля I. Высокий, де-факто монархический статус герцога во многом способствовал стабильности власти. Имперская грамота от 1397 признала за Висконти помимо Милана власть над городами Ломбардии, Пьемонте, Лигурии: Бергамо, Брешиа, Вероной, Кремоной, Пармой, Тренто и множеством других.
Род Висконти правил Миланом до 1447, после чего в 1450 его сменила династия Сфорца, продолжившая традицию герцогства.
Первая в истории Цивилизации ФРС
Деньги Кутна-Гора и Кремницы, очевидно, отодвинули момент наступления кризиса. Однако катастрофа денежного обращения была неизбежной, и она случилась бы уже в 20-х годах XIV века, если бы не «героизм» банковских домов Флоренции – Фрескобальди, Спини, Моцци, Аччайюоли и др., в ряду которых своим размахом выделялись Барди и Перуцци.
Свою деятельность в качестве банков они начали, предложив городской коммуне заём на выгодных условиях в обмен на право сбора налогов за помол зерна и винокурение. Их первым крупным иностранным клиентом стал Святой Престол:
Вначале они просто оказывали помощь по перевозке денег, однако несколько позднее ввели практику финансовых гарантий, после чего занялись обычными в наши дни денежными переводами. Ну а когда папам потребовалось ещё больше денег, флорентийцы предложили Святому Престолу замаскированный кредит – получить десятину авансом, а банкиры за вознаграждение должны были сами собрать её. «Непримиримые борцы с ростовщичеством» согласились. Более того, флорентийцы получили от папы право на десятипроцентную маржу. Фактически Барди и Перуцци купили право нарушать догмат «Взаймы давайте, ничего не ожидая от этого».
Такое отступление церкви от своих позиций потребовало обоснования. Тут же появилась теория о золотой середине, оправдывавшая накопление богатств в земной жизни, в том числе получение процентов от ссуды. Известный теолог и богослов Фома Аквинский вообще позволил себе высказывание, за которое ещё лет 50 назад его бы предали аутодафе: «Богатство само по себе не может быть злом».
Выкуп десятины принёс плоды очень быстро. «Свои деньги на хранение купцам Флоренции отдавали многие бароны, прелаты и другие обеспеченные люди Неаполитанского королевства, Франции, Англии… Трудно назвать страну, где не знали бы о флорентийских компаниях, которые благодаря своим весьма разветвлённым связям и крупным масштабам готовы были ссужать любую валюту почти в любом требуемом количестве», – писал Даттео Виллани, флорентийский хронист, член правления компании Перуцци, А.Е. Герасимов, «Банкротства».
Учение Фомы Аквинского оказало большое влияние на католическую теологию и философию. Ещё бы, он фактически подверг ревизии две важные заповеди из Нагорной проповеди Христа. Первая: «Не копите сокровищ не земле, а копите себе сокровища на Небесах, ибо, где сокровище твоё, там будет и сердце твоё». Вторая: «Никто не может служить двум господам, и вы не можете служить и Богу и богатству». С ним католицизм сделал свой важнейший шаг к протестантизму – признанию богатства богоизбранным. В 1323 последовала канонизация Фомы Аквинского, а в 1879 причисление в энциклике папы Льва XIII Aeterni patris к наиболее авторитетным католическим теологам.
К началу контрреволюции духа понтификов подталкивала жажда светской власти и выгоды от сотрудничества с Большими Капиталами. Для Барди и Перуцци покровительство пап тоже было не лишним. Оно помогало взимать долги с гонористых феодалов всех мастей под страхом отлучения от церкви, даже с Ордена госпитальеров Иерусалима, и способствовало экспансии:
Папская курия давала Барди и Перуцци рекомендательные письма ко многим европейским дворам. Так, в 1311 папа римский Иоанн XXII рекомендовал их королю Англии Эдуарду II, причём в качестве своих полномочных агентов.
Британской, а затем и Французской монархиям требовались деньги, и они прибегали всё к новым и новым займам у флорентийцев. Поскольку денег на возврат займа у королей не было, расплачивались они преимущественно привилегиями. Так, с 1314 флорентийцам было даровано право сбыта своей продукции по всей территории Англии «для удовлетворения своих интересов и в целях заботы о делах короля». С 1318 им разрешили назначать своих представителей на государственные должности. В 1324 Барди и Перуцци получили вожделенное право на закупку шерсти по всей территории Великобритании. Наконец компания Барди добилась права взимать таможенные пошлины и некоторые виды налогов в доменах короля. Всё тот же Виллани писал: «Наши компании ныне ведут своими средствами большую часть европейской торговли и питают почти весь мир. Англия, Франция, Италия и многие другие прежде преуспевающие государства оказались от нас в непокрываемой долговой зависимости, и поскольку их годовых доходов не хватает даже на выплату процентов по займам, они вынуждены предоставлять нашим торговцам и банкирам всё новые и новые привилегии. Наши представители взяли под свою руку сбор налогов, таможню и скупку сырья во многих государствах».
В 1327 Мортимеры, финансируемые Барди и Перуцци, свергли глупого и недалекого Эдуарда II, возведя на престол молодого и неопытного Эдуарда III, которому на момент коронации исполнилось 15 лет. Реальной властью молодой король почти не обладал – королевством правила его мать.
В правление Эдуарда III долг Англии вырос до совершенно нереальной суммы в 1,7 млн. флоринов. Неудачная кампания против Шотландии финансировалась за счёт флорентийских домов, выплата огромной контрибуции тоже легла на их плечи, А.Е. Герасимов, «Банкротства».
Не только Барди и Перуцци, другие банковские дома Флоренции тоже осуществляли массовое кредитование субъектов разного масштаба. Столь массовое вливание ими денег позволило не только получать процентный доход и торговые преференции для флорентийской экономики, но и поддержало на пару-тройку десятилетий падавший платёжеспособный спрос.
Барди, Перуцци, другие банки Тосканы выступили в роли финансового насоса. Он перекачивал в платёжеспособный спрос накопления, лежавшие в отсутствии свободных инвестиционных ниш мёртвым грузом, что продлило жизнь первому изданию классического капитализма. Основным препятствием для длительного банкета стал быстрый рост пирамиды долга – в геометрической прогрессии.
Банки Флоренции отчасти выполнили функцию ФРС – взяли на себя регулирование глобального денежного обращения. Возможности «Флорентийской резервной системы», естественно, не идут ни в какое сравнение с американской. В распоряжении флорентийцев не было таких инструментов как эмиссия денег, соответственно, возможность выступать кредитором последней инстанции, не было банковского кредита – инструмента мультипликации денежной массы, не было рынка ценных бумаг и деривативов – инструментов конвертации накоплений в инвестиции, спекуляции, долг, т.е. в платёжеспособный спрос.
Что «ФРС» резервировала? Немощь денежного обращения. В её распоряжении был единственный канал воздействия на финансовую систему – накачка платёжеспособного спроса через долг, что она накануне острой фазы кризиса по мере сил и делала.
Авиньонское пленение пап
Речь пойдёт о событии, лишившем Святой Престол даже теоретической возможности вмешаться в ход событий и попытаться хотя бы ненадолго отсрочить наступление острой фазы кризиса, поскольку отменить её было невозможно.
В 1294 началась война между Францией и Англией 1294-1298. Решая задачу покрытия расходов, короли Филипп IV и Эдуард I ввели налоги на духовенство, не согласовав с папой Бонифацием VIII 1294-1303, что было против сложившейся практики. В ответ папа издал в 1296 буллу Clericis laicos, в которой запретил светским правителям под угрозой отлучения от церкви облагать налогами духовенство, а также платить их без его на то позволения. Однако клирики Франции и Англии предпочли подчиниться королям – папа далеко и у него нет армии, тюрьмы и палачей. В тот момент Бонифаций не решился применить отлучение.
Конфликт с могущественным королём Франции продолжился и после войны, войдя в 1300 в острую фазу. В 1302 появилась папская булла Unam Sanctam, в которой Бонифаций VIII подтвердил верховенство духовной власти над светской, «духовного меча» над «мирским»: светская власть должна служить церкви, папа имеет право карать её за любую ошибку и не подчиняется никому из людей. В 1303 году Бонифаций освободил часть земель Филиппа от вассальной присяги. В ответ король созвал собрание высших духовных лиц и светских баронов, перед которым Бонифация обвинили в тяжких преступлениях, ереси и потребовали, чтобы он предстал перед судом церковного собора.
В 1303, предвосхищая отлучение от церкви, Филипп послал отряд для захвата Бонифация VIII. И хотя папу освободили соотечественники, он при неясных обстоятельствах в тот же месяц умер. В 1305 кардиналы избрали папой гасконского прелата Бертрана де Го, взявшего имя Климент V 1305-1314. Климент V целиком подчинился воле французской короны. Он сразу отменил буллу Бонифация VIII Unam Sanctam и раздал должности в коллегии кардиналов французам.
Но в первую очередь, Филипп IV использовал подконтрольного папу для уничтожения Ордена тамплиеров. Орден, имевший жёсткую структуру и огромные финансовые возможности, служил кредитором и латентным инструментом влияния Святого Престола, которое король всячески стремился ослабить. Интересовали его и огромные богатства Ордена. Подчинённое положение папы не позволило ему защитить тамплиеров, и в 1307-1312 Филипп, используя понтифика в качестве говорящей куклы, разгромил Орден – единственного достойного соперника корпорации Иврим в финансовой сфере.
В 1309 Климент V с согласия французского короля избрал своей новой резиденцией Авиньон, куда папский двор переехал после четырёхлетнего пребывания в Пуатье. В 1348 папа Климент VI выкупил Авиньон, принадлежавший графам Прованса, в собственность церкви. Там понтифики чувствовали себя в гораздо большей безопасности, чем в беспокойном Риме, где постоянно происходили острые стычки между аристократическими родами.
В период авиньонского пленения Святой Престол стал приложением к французской короне: все папы были французами, французское большинство было в избиравшей пап коллегии кардиналов, многие из них ранее служили при королевском дворе. В Провансе Папской курии было уютно и спокойно, но обслуживать волю короля Франции, несомненно, скучно. К неоправданному на первый взгляд риску – покинуть столь благодатное место – пап подтолкнула не столько скука, сколько утрата на глазах рычагов доминирования над светскими монархиями Европы, сопровождаемая очевидной деградацией статуса.
В 1367 папа Урбан V решил вернуться в Рим, но спустя три года бежал назад в Авиньон: Рим сотрясала борьба политических группировок за власть и солдатские бунты, а местное население отнеслось к папе-французу явно негативно. Через десять лет в 1377 Григорий XI, преемник Урбана V, опасаясь окончательной утраты рычагов власти над Папской областью и монархиями Европы, предпринял повторную попытку вернуться в Рим, на сей раз удачную, впервые избрав в качестве резиденции Ватикан.
На этом авиньонская сага не закончилась. После смерти Григория XI в 1378 кардиналы, недовольные мерами, предпринятыми в отношении к ним папой Урбаном VI, ими же самими избранным, проголосовали альтернативу ему – антипапу Климента VII, который вернулся в Авиньон. Так начался Великий западный раскол, когда в Риме и Авиньоне находились конкурирующие папы, делившие между собой католический мир. В 1409 к ним присоединился ещё один папа Александр V – пизанский. Его избрали семь кардиналов, отложившихся от папы римского Григория XII, на созванном ими Пизанском соборе. Александра V в 1410 сменил следующий пизанский папа Иоанн XXIII.
Только в 1417 Констанцский вселенский собор 1414-1418 восстановил единство Католической церкви, приняв отречение римского папы Григория XII, пизанского папы Иоанна XXIII, и отлучив от церкви строптивого авиньонского папу Бенедикта XIII. Новым папой римским был избран Мартин V 1417-1431.
Обрушение пирамиды долга
Но вернёмся к Барди, Перуцци и другим флорентийским банкам, к которым после разгрома в 1307-1312 Ордена тамплиеров перешла роль главных банкиров и кредиторов Европы. Мы знаем, что Барди и Перуцци пошли на крайне рискованный шаг – обильное кредитование монарших особ. Важный нюанс заключался в том, что тамплиеры могли не кредитовать королей, поскольку не сражались за доступ к рынкам, и долги им подлежали обязательному погашению, поскольку за ними всегда стоял папа. Тогда как Барди и Перуцци бились за рынки, и за их спинами папа маячил не столь явно, особенно после авиньонского пленения. Поэтому их вынужденная опасная игра с королями в долговую пирамиду вышла недолгой:
Уже в середине 30-х годов XIV века стали распространяться слухи о дебиторской несостоятельности английского короля. Ежегодный доход казны составлял около 60 тысяч фунтов стерлингов, но он постепенно сокращался из-за льгот иностранным купцам. Англии для погашения долга потребовалось бы либо несколько столетий, либо несколько победоносных войн, А.Е. Герасимов, «Банкротства».
Триггером обрушения пирамиды долга стала развязанная в 1337 Эдуардом III Столетняя война за французский престол. Основанием для притязаний стала родословная его матери. Блицкриг не получился, и война приняла затяжной характер. Расходы на её ведение стороны покрывали займами у Барди и Перуцци. В 1340, когда кредиторам потребовался срочный возврат части суммы, Эдуард III заявил, что платить по обязательствам не намерен. В тот момент Святой Престол – единственная сила в Европе, которая могла бы попытаться вразумить должника и тем самым отсрочить банкротство, находилась в авиньонской неге во власти короля Франции – противника Эдуарда, поэтому оказалась вне игры.
После заявления о банкротстве глава компании Перуцци скончался от сердечного приступа там же в Лондоне. Вскоре последовало массовое банкротство крупных и мелких фирм и банков Тосканы, в том числе Перуцци в 1343 и Барди в 1346:
К 1346 на Домах Барди и Перуцци был поставлен большой и жирный крест. Объявили о своей полной финансовой несостоятельности и свыше 30 связанных с ними более мелких компаний.
Сначала волна разорений прокатилась по Флоренции. Затем последовал общеевропейский экономический коллапс. Обанкротились папа, Неаполитанское королевство, герцогство Кипр, за ними – почти вся Европа.
Остаточные волны «экономического цунами» перекатывались по Европе ещё два десятка лет, вызывая кризис за кризисом. Всё тот же Виллани записал в своих хрониках: «Для Флоренции и всего христианского мира потери от разорения Барди и Перуцци были ещё тяжелее, чем от всех войн прошлого. Все, кто имел деньги во Флоренции, их лишились, а за пределами Республики повсеместно воцарились голод и страх», А.Е. Герасимов, «Банкротства».
Наступила острая фаза кризиса классического капитализма, долго лихорадившая Европу, заставившая её повсеместно вернуться в феодализм.
Морские баталии, как отражение кризиса
В конце XIII века только назревавший тогда кризис денежного обращения привёл к ужесточению схватки за платёжеспособный спрос во всех нишах, в том числе в нише морской торговли. За её эксклюзивную ренту сражались три морских Титана – Венеция, Генуя и Пиза. Четвёртый, Амальфи, выбыл из гонки двумя столетиями раньше после ударов Пизы и норманнов. Трём грандам стало явно тесно в одной нише, и в 1284, после поражения от генуэзцев в битве при Мелории, в тираж вышла Пиза. Первым выбыл игрок, имевший очевидную уязвимость – заиление десятикилометрового выхода в море по реке Арно. С такой проблемой в эпоху финансового благолепия Пиза с большой вероятностью справилась бы.
Накал схватки между Венецией и Генуей несколько охладило вливание Чехией и Венгрией мощного потока новых денег. Но по мере роста возможностей по переработке спроса в накопления схватка за него повсеместно обострилась.
После начавшейся в середине XIV века острой фазы кризиса борьба Венеции и Генуи за единоличный доступ к эксклюзивной ренте ожесточилась. Генуя окончательно проиграла её после фатального поражения в 1381 в войне при Кьодже. Из трёх морских Титанов в итоге остался один – Венеция.
Жестокая поступь кризиса
Самое страшное в массовом банкротстве финансовых капиталов было не то, что сгорели накопления, искавшие через их посредничество возможности для своего расширенного воспроизводства. Куда более страшным было мгновенное исчезновение критически важной доли платёжеспособного спроса, индуцируемой «ФРС», с последующим неизбежным замедлением товарного производства. За этим следует полная остановка инвестиционного контура экономики – уже имевшиеся производственные мощности и так стали явно избыточными. Возникла типичная для кризиса ситуация под названием «денег много – денег нет»: с одной стороны, ранее накопленное стало некуда вкладывать, с другой, резко уменьшилась валовая прибыль, а с ней новые накопления. Доступ к остаткам платёжеспособного спроса, в объёме его регенерации Кутна-Гора, Кремницей и пр., достался наиболее сильным олигархическим капиталам, тогда как мелкие, средние и крупные производители массово разорялись. С их уходом съёжился и элитарный спрос, кроме ультраэлитарного олигархического.
В Тоскане это привело к появлению огромной массы «лишних» тружеников, полностью лишившихся средств к существованию, как следствие, к нищете, массовому голоду и маргинализации населения городов. Подтверждением их отчаяния стала первая в истории забастовка чомпи в 1345 под руководством чесальщика шерсти Чуто Брандини. Выступление наёмных рабочих, естественно, было подавлено.
Поскольку причины, лежащие в основании кризиса, были в принципе неустранимы, восстания продолжились и позже. Наиболее мощное разразилось в июле 1378 с извечными требованиями: повышение оплаты труда, улучшение условий жизни, юридическое закрепление профессионального статуса. Отсутствие во главе восстания, поначалу успешного, управленческого голема (административной структуры) быстро привело к поражению. Пятого сентября лидеры Доменико ди Туччо и Маттео Сальви были казнены на площади Синьории.
Удивительно, но будто бы «в помощь» Капиталу по Западной Европе в 1348-1349 прокатилась эпидемия чумы, зачистившая население городов, ставшее явно избыточным. Если среднюю смертность в Европе оценивают примерно в треть жителей, то среди городского населения она была существенно выше. Во многих городах чума выкосила 50-60% населения, порой до 80%. Во Флоренции число жителей упало с 80 в 1340 до 30-25 тысяч.
Эпидемия, что характерно, практически не затронула Ломбардию и Милан. Встречаются данные, что Милан она вообще обошла стороной, а верхний предел оценки числа жертв – не более 20%. И дело не только в том, что Милан находился дальше от моря, со стороны которого и пришла чёрная смерть. Причина, во-первых, в наследственной власти, которая в условиях кризиса гораздо более эффективна в сравнении с представительской властью республиканского олигархического формата. Вторая причина – в занятой Миланом нише производства элитарных товаров: при кризисе платёжеспособного спроса она деградирует в меньшей степени, чем массовое товарное производство, а рентабельность в ней принципиально выше. Это позволило не выбрасывать на улицу ценных штучных мастеров даже при существенном падении объёмов спроса. Как следствие, Милан избежал массовой маргинализации, создававшей идеальную среду для распространения чумы, как это было во Флоренции.
Пик чёрной смерти в Западной Европе пришёлся на 1347-1350, однако на демографической кривой видно, что население продолжило устойчиво убывать вплоть до начала XV века, чего не объяснить ни повторными краткими вспышками чумы, ни Столетней войной:
Причина в застое, что и отражено на рисунке: бурный всплеск товарного производства исчерпал весь потенциал роста, съев свой финансовый фундамент, как его не укрепляли. А с ним исчерпались возможности утилизировать в сфере производства прирост населения. Более того, кризис дал отмашку на приведение ставших явно избыточными производительных сил и наполнявшей их армии тружеников, резко выросших в жирные годы, в соответствие с объёмом чистого платёжеспособного спроса, получаенного после выключения инвестиций и финансового допинга от Барди и Перуцци. Случилось то неизбежное, что они и компания, как могли, пытались отсрочить силами своей слабенькой ФРС.
Чума и последующий мор привели население Европы в соответствие с потребностью в нём съёжившихся производительных сил. Полагаю, вы не удивитесь, узнав, что в помощь чуме в Европе свирепствовали пеллагра (форма авитаминоза), натуральная оспа, проказа. Натуральная оспа, после долгого отсутствия «проснулась» в конце XII века и достигла пика незадолго до пришествия чумы. К оспе добавилась проказа, распространение которой приняло катастрофический размах.
Такова жёсткая логика классического капитализма, который управляется не мощью Разума, а буйством коллективных инстинктов, главный их которых – стяжательство. Кризис сделал очевидным, что при отсутствии обильных источников денег, инструментов их мультипликации и конвертации накоплений в спрос, демонтаж феодализма с имманентным ему натуральным обменом был убийственным. Вместе с ним разрушился защитный кокон, предохранявший огромную часть населения от последствий денежной недостаточности.
Из хроник недостаточности денежного обращения
Вползание с 1346 в эпоху хронической дистрофии денежного обращения тут же отразилась на главном средстве обращения – монете. Если при Вацлаве II 1283-1305 пражский грош весил не менее 3,77 гр., то в 1346 -3,5, в 1378 – 2,9, а в 1407 – 2,7. При этом проба серебра в монетах за столетие упала с 930 до 610. Те же процессы, только гораздо более быстрые и катастрофические, сопровождали, за редчайшими исключениями, чеканку почти всех монет, особенно золотых.
В условиях перманентного кризиса денежного обращения продолжилось использование натуральных денег:
Нередко в качестве платёжного средства выступал хлеб. Даже бытовало выражение Korngeld – зерновые деньги.
Даже Генуя в 1378, нуждаясь в значительных средствах на отправление посольства, объявила, что готова сделать заём в перце, обещая вернуть его в монете или в том же натуральном виде. В Германии в конце XV века было выпущено постановление, по-видимому, безрезультатно, подтверждавшее обязанность в отсутствии монет принимать в качестве платежа товары, ссылка.
Вперёд, в прошлое
Денежное обращение Европы оказалось в состоянии весьма близком к тому, каким оно было в Римской империи в эпоху солдатских императоров 235-268, когда за 33 года сменилось двадцать девять императоров. Единственный из них скончался от чумы, остальных настигла насильственная смерть. Из кризиса Рим вывели реформы Диоклетиана 284-305, инициировавшего переход от античности к феодализму.
Европа пошла уже проторенным, мало того, единственно верным путём – возврат в феодализм там, где случились отклонения. Усиление с конца XIV, продолжавшееся весь XV век, власти королей и сеньоров вернуло Европу на траекторию устойчивого развития, обеспечившего столь же устойчивый рост населения – не ниже, чем при побеге в классический капитализм. И это несмотря на хроническую денежную дистрофию, глубину которой охарактеризовал Энгельс:
«До какой степени в конце XV века деньги подточили и разъели изнутри феодальную систему [вернее сказать, разъела её проблема их неустранимого дефицита], ясно видно по той жажде золота, которая в эту эпоху овладела Западной Европой. Золото искали португальцы на африканском берегу, в Индии, на всём Дальнем Востоке. Золото было тем магическим словом, которое гнало испанцев через Атлантический океан в Америку. Золото – вот что первым делом требовал белый, как только ступал на вновь открытый берег», Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Изд. 2-е, т. 21, с.408.
Остаётся добавить, что деньги, несомненно, подточили и разъели феодализм, но он всё же успешно справился с задачей удержания населения от массового дрейфа на социальное дно с сопутствующим массовым мором.
Путь от олигархической Республики к феодализму
Флорентийская республика не стала исключением и тоже вернулась в феодализм.
В пожаре кризиса сгорели не все флорентийские капиталы. К тому же товарное производство пусть в существенно меньшем объёме, но продолжило генерировать приток свободных капиталов. Однако значение традиционных отраслей производства, страдавших от протекционизма и дефицита спроса, шло на спад.
После упомянутого выше восстания чомпи в 1378 во Флоренции в 1382 вспыхнул контрмятеж магнатов, ревизовавших в свою пользу многие республиканские вольности. Используя насилие и подтасовки в списках кандидатов на выборные должности, власть узурпировала олигархия. Возглавила её семья Альбицци, сколотившая прочную группу лояльных ей семей банкиров и «жирных пополанов». Опираясь на них, она сумела победить соперников: сначала семью Риччи, затем – Альберти. Альбицци доминировали в управлении Флоренцией на рубеже XIV-XV веков, но им так и не удалось монополизировать власть вследствие межсемейных конфликтов внутри правящей олигархии.
В XV веке Флоренция начала фатально проигрывать соперничество иностранным товарным капиталам. Английское сукно побеждало флорентийское в конкурентной борьбе на европейских и итальянских рынках: к 1520, по сравнению с началом XV века, его выпуск во Флоренции уменьшился почти в 4 раза. После утраты Флоренцией возможности удерживать технологическое лидерство и монополию мировой фабрики, производительные силы, некогда сконцентрированные в Тоскане, размазывались более тонким слоем по всей Европе.
При стагнирующем производстве, как следствие, полном отсутствии инвестиционных ниш, свободным капиталам осталась доступной единственная возможность расширенного воспроизводства – только на долговом рынке. На первый план опять вышли банковские семьи, уже не столь отчаянные как Барди и Перуцци, наученные их горьким опытом. Такова жёсткая логика эволюции деградирующего промышленного центра.
Одной из молодых банковских семей были Медичи. Фундамент её благосостояния заложил потомок небогатого ремесленника Джованни Медичи 1360-1429, основавший свой банк. Уже при нём банк стал одним из богатейших в Италии.
Если Альбицци опирались на старую аристократию, главным образом на семью Строцци, то вокруг Джованни Медичи группировались пополаны и окрестные землевладельцы. Рост их влияния вызвал неудовольствие Альбицци и Строцци. В 1433 они изгнали из Республики Козимо Медичи 1389-1464, сына Джованни, возглавившего семью после смерти отца в 1429. Однако неудачная и затратная война 1429-1433 с Луккой и Миланом подорвала позиции Альбицци и резко обострила внутренние противоречия. В 1434 победу на выборах одержали сторонники Медичи. Козимо триумфально вернулся во Флоренцию, тогда как Альбицци были вынуждены навсегда её покинуть.
Вскоре Козимо, опираясь на образованную им комиссию Десяти, оттеснил от управления все высшие органы Республики и сконцентрировал властные механизмы в своих руках. На смену институту демократических выборов пришла система личной власти синьора Флоренции, что, однако, позволило обеспечить стабильность. Власть Козимо Медичи была почти свободна от вымогательств и насилия. Он пользовался полномочиями тирана для подавления внутренних смут и руководства сложными отношениями с Миланом, Венецией и Неаполем.
Между правителем Милана Францеско Сфорца и Козимо Медичи завязалась дружба, которая привела к заключению в 1454 Лодийского мира и созданию Итальянской Лиги – оборонительного союза крупнейших итальянских государств:
Баланс интересов Миланского герцогства, Неаполитанского королевства, Флорентийской и Венецианской республик, Папской области открыл длительный период их мирного сосуществования и утраты иностранными государствами своего влияния в Италии до конца XV века.
Флоренция продолжила превращение из промышленного в крупнейший финансовый центр Западной Европы, а банк Медичи – в крупнейший европейский банк. Его филиалы находились в Риме, Генуе, Неаполе, Венеции, Авиньоне, Брюгге, Лондоне. Более половины доходов банка обеспечивал Рим – Медичи ещё при Джованни получили в управление финансы Папской курии с правом чеканки монеты. Также банк стал главным кредитором Флорентийской республики.
По мере укрепления европейских монархий поддержание статуса великой державы стало для Флоренции непосильным бременем. Ей постоянно приходилось рассчитывать на помощь внешних сил, естественно, не бесплатно. Её вытесняли не только с товарных, но и с финансовых рынков. Упадок промышленности, торговли и банковского дела привёл к тому, что буржуазия выводила капиталы из обращения и вкладывала в земельные владения. В XVI веке завершилась обратная феодализация Тосканы – формирование новой земельной аристократии, ориентированной на получение ренты от сдачи своих владений в аренду крестьянам. Естественно, она стала сближаться со старой феодальной знатью.
Попытка реставрация Республики 1494-1512 закончилась восстановлением синьории Медичи. Для большей устойчивости во власти семья продвинула в 1513 на Папский престол Джованни Медичи под именем Льва X. Номинальным правителем Флоренции был объявлен его младший брат Джулиано Медичи, герцог де Немур, де-факто же Флоренция оказалась придатком папского государства.
Повторная попытка реставрации Республики в 1527 завершилась быстро и больно – в 1530, капитуляцией перед армией Карла V, императора Священной Римской империи 1519-1556, и восстановлением власти Медичи. Вступление в город имперских войск сопровождалось репрессиями, казнями, изгнанием республиканцев.
Провозглашение в 1532 Алессандро Медичи герцогом Флоренции завершило преобразование Республики в монархию дома Медичи. В 1557 она присоединила Сиену, а в 1569 получила название великое герцогство Тоскана. Тем самым были окончательно стёрты следы первой попытки побега в классический капитализм. Но его флаг был подхвачен – к тому моменту на территории Северных Нидерландов уже начался очередной поход в классический капитализм, теперь за Oчень Большими Деньгами и глобальной политической властью.
Герцогство, как предчувствие
Социальные итоги побега Северной Италии в классический капитализм позволяют сделать вывод, что сколь республике (инструмент политической власти Капитала) не виться, а совьётся она в герцогство. Тому ни на йоту не стоит огорчаться, поскольку «монарх может оказаться хорошим парнем чисто случайно, политик – ни за что», Виктор Пелевин, «iPhuck 10». В подтверждение см. выше Козимо Медичи. Политиков же и высматривать не надо – их там, на верхних этажах любой республики, целые банды.
Очень похоже, что текущий побег в классический капитализм, который длится уже вдвое дольше рассмотренного здесь, имеет все шансы свиться в «герцогство». Этого потребует защита основной массы населения от дистрофии денежного обращения, которая обязательно случится из-за хищнических инстинктов Капитала, несмотря на обилие волшебных инструментов его регенерации. Герцогство, конечно, будет уже не классическое средневековое, и верховная власть в нём, скорее всего, будет передаваться не наследственно, а избираться коллегией выборщиков из круга высшей аристократии, что больше напоминает принципы Священной Римской империи германской нации или Советского Союза, с возможной маскировкой под всеобщие выборы. Но главное внутреннее содержание герцогства останется неизменным – тотальное доминирование административной власти над Капиталом, все крупные куски которого в целях общественной безопасности непременно должны стать собственностью герцогства. Если короче, то добро пожаловать в социализм.
И это – хороший вариант. Плохой – жестокая и циничная диктатура под личиной благолепия республики (сияющего огнями Града на холме), с обязательным жёстким контролем эмиссионным центром всех Больших Капиталов, не слабее, чем в герцогстве. И это тоже будет возврат всё в тот же феодализм с правом «чеканки монеты» только новыми глобальными феодалами.
Феодализм или социализм, как контрмеру деградации денежного обращения и товарно-денежного обмена, никуда не спрятать.
Почему попытка названа побегом?
Потому что закрепиться в классическом капитализме Флоренции не удалось. Попытка оказалась несколько преждевременной. Она была предпринята на принципиально более низкой денежной базе, чем следующая в XVII-XXI веках. Предпринята в отсутствии развитых инструментов регенерации денежного обращения и в пренебрежении имманентной Доминату островной стратегией, защищающей его финансовый оазис и мировую фабрику от ответного (в пику политике манипулирования и стравливания) вторжения континентальных армий и попадания под пяту монархий. О второй попытке – в ближайших заметках.
Оставить комментарий:
Уважаемый Александр, нельзя ли подправить RSS вашего сайта, а то о новых ваших заметках теперь узнаю только по ссылкам на aftershock.news
Спасибо за информацию. В понедельник-вторник поправим.
Большое спасибо!
Мало того, значительное количество монеты извлекалось из оборота и сохранялось в качестве сбережений, скопляясь в руках отдельных
скапливаясь ))
Александр, добрый день! С удовольствием читаю ваши тексты, спасибо за труд. Возможно, Вам будет интересна вот эта лекция: https://youtu.be/AERQrIyk7og. Автор Александр Марков, доктор биологических наук. Тема- коэволюция мозга и культуры. Во всяком случае, я нашёл много перекличек с тем, что пишите вы.
Максим,
спасибо за наводку. Посмотрел лекцию Маркова — очень занимательно и познавательно. Появилось желание как-то увязать их результаты и методологию с процессами социогенеза.
Наталья, спасибо. Вставляемые куски текста проверяю не столь внимательно, как свой. Поправил.
Максим, спасибо, посмотрю. Тем более, что работы Маркова люблю и пользуюсь.
Александр, добрый день! Кажется, при современном развитии вооружений, включая ядерное и стратегическое наступательное вооружение, островная стратегия в принципе невозможна. Ответка прилетит всегда. И это обстоятельство должно изменить предыдущую логику развития капитализма.
Максим, согласен. Вернон фон Браун украл у Домината инфраструктурный разрыв, но в состоянии достоверно преодолеть его только одна страна — Россия. Поэтому «ответка прилетит всегда» — это пока есть мы, как единый социум. Оттого и истерят в отношении нас — очень уж не хочется менять привычную и удобную логику развития. Но менять, похоже, придётся, из-за всего груза накопившихся проблем.
Большое спасибо, Александр. Очень информативно и методологически познавательно. Особенно вывод, что герцогство неизбежно. А назовут ли его социализмом или иначе — не суть важно. Но, полагаете ли Вы, что за герцогством будет когда-нибудь новая инвестиционная стихия? В форме ли Больших денег или иначе?
Единственное место, которое показалось не совсем выверено, это:
«..кризис дал отмашку на приведение ставших явно избыточными производительных сил и
наполнявшей их армии тружеников…
Чума и последующий мор привели население Европы в соответствие с потребностью в нём
съёжившихся производительных сил…»
Получается так, что «производители» слишком много производили, их надо было меньше. А население стало избыточным, поскольку кроме как в производители ему некуда было
податься.
Тут есть парадокс: крестьяне могли бы накормить шерстяников, а шерстяники могли бы одеть крестьян (при правильном балансе тех и других). То есть кризис был структурным, а не абсолютным. Чего же не хватало крестьянам и шерстяникам для полного взаимного удовлетворения? Вычеркнув из уравнений промежуточные параметры, находим ответ: возможностей Кутной Горы — средств обмена.
Отсюда проблема капитализма: невозможность сбалансировать собственную жадность с
притоком богатств. Причину указал Карл Маркс (если до него не сделал это кто другой): капиталист такой же раб капитала, если он не будет достаточно жаден, то его выкинут из дела конкуренты. (А «герцогство», имея горизонт планирования и не имея конкурентов, может себе позволить умерить жадность… пока его не съест другое «герцогство». Поэтому у любой цивилизации должен быть только один сюзерен, и где такое было, например, в Китае, там «герцогство» жило тысячи лет). Вот, как-то так. Сходится ли это с Вашими воззрениями?
Викх, совершенно точно изложили. Об этом собственно и была предшествующая заметка — о двух основных проблемах капитализма на примере модели экономики изолированного Острова: если мощности лагуны с жемчугом (или Кутна Горы) не хватает капиталистический социум ждёт катастрофа бронзового века или другая какая-нибудь чума, вплоть до Великой депрессии. Экономика останавливается, причём не только из-за жадности капиталиста, а потому что останавливается механизм товарного обмена, и те, кто сам не производит пищу или не встроен в цепочки её производства (тогда для них приемлем и спасителен расчёт натурой) оказываются в катастрофическом положении. В этом и заключается ужас системы — у социума есть всё, чтобы накормить, обуть и одеть своих особей, но он не в состоянии этого сделать из-за паралича обменных процессов.
Что касается герцогства, то это должна быть система в любой форме директивно управляемая Разумом, а не инстинктами стяжательства.
Александр, пока нахожусь в процессе осмысления материала, но могу уже с уверенностью сказать — вы совершили очередной рывок в методологическом плане. Материал выглядит уже как страница учебника для определенного уровня. Браво!
Игорь, спасибо. Тем более важна оценка, что материал дался тяжело. Потому и остановка была в публикациях, т.к. выкладывать полуфабрикат не хотелось, а осмыслить и придать форму потребовало и сил, и времени. Да и объём оказался такой, что пришлось даже разбить на две заметки — предыдущая была вводной в эпоху.
Александр,
в вашем шикарном анализе меня более всего «задела» фраза «Феодализм или социализм, как контрмеру деградации денежного обращения и товарно-денежного обмена, никуда не спрятать».
«Задела» в самом положительном смысле этого слова: «запала» в мозгу и заставила его работать.
В общем, со структуралистских позиций можно представить две крайние формы организации социумов: регулируемую исключительно денежным потоком (либерализм: «человек человеку – волк»), и регулируемую исключительно администрированием (тоталитаризм: «человек человеку – шестеренка» [однако, тоже с зубами!]). Первую форму можно определить как биоценоидную, второю – как организмоидную, в духе моего биологизаторства. Естественно, в чистом виде крайности не существуют, и все разнообразие структур можно разнести по оси между крайностями. Кроме структурного компонента, социум имеет еще информационный организатор – идеологию, которая регулирует и ментально «окрашивает» отношение и соотношение двух структурных компонентов. В этом контексте феодализм и социализм находятся на одном «плече» оси, отличаясь, главным образом, фразеологией. Это особенно четко видно по периоду истинного сталинского социализма.
Устойчивость биоценоидной формы организации социума опирается на естественный отбор «экономических единиц» (активаторов денежного потока), и, по сути, не нуждается в идеологическом обеспечении, кроме нормального биологического эгоизма. Либерализм – не идеология (в узком смысле осмысленного учения); это просто декларация собственного эгоизма. Каждый человек от рождения – «либерал», либеральность которого по мере роста все сильнее ограничивается социальной структурой. Отношения в биоценоидной социосистеме вполне аналогичны экосистеме с её трофической пирамидой. При организмоидной форме организации социума подгонка людей под формат шестеренки требует мощной идеологии, коей в феодальной Европе было христианство (с исполнительным аппаратом церкви), а в социалистической России – коммунизм (с исполнительным аппаратом партии). То, что крайние формы организации не реализуются (не жизнеспособны) – достаточно ясно. Чистая биоценоидная организация не в стоянии организовано противостоять неблагоприятным внешним факторам. Чистая организмоидная организация требует полного устранения у человека индивидуальности (превращения его в индивида). По-видимому, жизнеспособны не крайние, но и не «серединные» формы: должен преобладать или биоценоидный подход, или организмоидный — денежные потоки должны двигаться по какой-никакой структуре, а структура должна «смазываться» деньгами; но равнодействие обоих факторов невозможно (система может быть оптимизирована только по одному параметру).
Системы биоценоидного типа динамичны, но плохо управляемы и имеют ограничение по росту сложности. Системы организмоидного типа хорошо управляемы, могут достигать большой сложности, но ригидны и нежизнеспособны при быстрой динамике условий среды (история СССР тому пример).
Что мы наблюдаем в текущем моменте? Повсеместную индивидиацию населения «ведущих» стран, что является прямым указанием того, куда они ведут – к шестереночной организации. То есть, к феодализму / социализму. Ну, или герцогству. Конкретное наименование будущего общества «всеобщего благоденствия» – задача идеологов, должных обернуть этот структурный процесс в ментально привлекательную упаковку.
Мы можем хотеть или не хотеть превращаться в шестеренки (= организмироваться) – это не важно. Процесс идет объективно, и может быть остановлен только резким снижением общего уровня сложности социоситем. Но мы и этого не хотим тоже.
С уважением, Евгений.
Евгений,
ваше: «Либерализм – не идеология, это просто декларация собственного эгоизма. Каждый человек от рождения – «либерал», либеральность которого по мере роста все сильнее ограничивается социальной структурой», — маленький шедевр. Комментарий в целом — небольшая, готовая к публикации заметка. Получил удовольствие. Появилось ощущение, что комментарии вы стали писать неторопливо, вдумчиво.
Посмотрите, если будет досуг, лекцию Маркова о моделировании эволюции мозга и культуры: https://youtu.be/AERQrIyk7og. Вам, как биологу, должно быть интересно, к тому же ложится на ваш текст: мозг с его маккиавелевским и корпоративным интеллектом в рамках стратегии вложенного перетягивания каната (распределения ресурсов) как инструмент описанных вами процессов.
Евгений,
Думаю, выбирать одну единственную «оптимальную» точку не обязательно. Должна быть структура общества, допускающая вариации на шкале «свобода-защита». Чем больше забота общества и защищенность гражданина, тем меньше у него должно быть свободы.
Тогда общество построено по типу «кругов». Внутренний круг имеет жесткую структуру и максимальную защиту. Он наиболее инертен и наименее склонен к инновациям. Здесь люди, боящиеся риска и вообще изменений.
На периферии — максимальные риски и возможности для самовыражения. Здесь люди ценят возможности. Здесь идет отбор по талантам: человек, проигрывающий конкуренцию, падает вовнутрь, лишается возможностей. Далее, если он не смирился, он может избрать новую стезю и снова карабкаться наружу.
Между периферией и центром — несколько градаций и несколько областей (науки, искусства, путешествия, эксперименты). Инновации текут извне вовнутрь.
Уважаемый Викх,
я, как, ну, в какой-то мере, «ученый – естественник», пытаюсь анализировать «естественный» ход событий. В нем мы не вольны выбирать [«выбирать одну единственную «оптимальную» точку не обязательно»] по своему усмотрению; выбор нам навязан этим «естественный» ходом [системными законами], и, если выбор социума не совпадает с направлением этого «естественного» хода, то такая система вымирает. Был ли у России шанс сохраниться в иной организационной форме, кроме социализма-сталинизма? Едва ли. Выбор был свободный или вынужденный? Вынужденный. Жертвы выбора были ужасные? Ужасные. Но социосистема «Россия» сохранилась и развилась, оказав решающие воздействие на ход глобальной истории 20-го века. Я думаю, что до конца эта роль еще не осознана и сильно недооценена. Дело ведь не в технологическом перевороте 20-го века, а в метальном перевороте, в основании которого встали события в России. Они же («соревнование двух систем») стали мощнейшим стимулом технологического переворота. Похоже, что «инерция» этой роли продолжается и в 21 веке. Для социоситемы, как некого подобия надогранизменого организма, не важен объем организменных жертв, понесенных для своего исторического выживания. Выжила – значит, победила.
На мой взгляд, ваша схема строения общества по типу «кругов» – универсально относиться к любой социоситеме; меняется только относительная пропорция «кругов».
«Отбор по талантам» присутствует в любой из них; другое дело, что считается талантом: в одних случаях это подвижничество и альтруизм, в других – искусство в отрезании голов. Талант – категория не абсолютная, а относительная. Относительная относительно текущих запросов общества. То есть – идеологии.
С уважением, Евгений.
Александр,
польщен.
«Появилось ощущение, что комментарии вы стали писать неторопливо, вдумчиво.» Увы, отнюдь. Просто тенденция развития проявляется (как изображение на фотобумаге в проявителе) все более отчетливо. Написанное сейчас – в значительной степени повтор написанного ранее, только несколько в иной фразеологии. С несколько новыми акцентами. С большей ясностью ощущения тенденции. Из новостей: в Москве в метро установят оборудование по оплате проезда лицом … То есть, хотят привязать лицо к «биг дата» на каждого гражданина, а метро – полигон для отработки технологии. Чтобы знать все о каждом идущем по улице. Структура трат, интересы, маршруты передвижения … Ну, вы понимаете. Индивидиация. Развитие этой тенденции неизбежно приведет к полному окостенению социальной структуры. К разделению людей на 2 новых изолированных друг от друга класса (касты) – контролирующих и контролируемых («одним – всё, другим – ничего …» Говорухин). Теперь это всего лишь вопрос доработки уже имеющихся технологий. Для организации такого «общества» идеология (ментальное оправдание данной структуры) уже не требуется. Достаточно технологии индивидуального контроля, которая обеспечивается электронными средствами коммуникации. Никто не рыпнется в этой паутине. Все ярче брезжит действительный «конец истории», той, в которой ее актором был человек. Но – совершенно не по Фукуяме.
А космос молчит … Вселенная дюже велика, и, быть может, есть еще где-то разум. Может быть, даже и Разум. Однако, похоже, очень немногие цивилизации способны преодолеть порог космизации, на пути скорого лежит «потенциальная яма» электронной костнизации (~ кристаллизации). Похоже, что мы его – не преодолеваем, оставаясь подпороговым тупиком.
С уважением, Евгений.
Евгений,
одними технологиями кастомизацию не создать, без жёстких идеологических границ её не бывает: создавая контроль, те, кто его создаёт, с неизбежностью попадают под его действие, в перспективе, возможно, ещё более жёсткое.
По вопросу электронной кристаллизации социума я оптимист. Прежде всего, на фундаменте собственного опыта на маленьком социуме — своём предприятии. Электронные технологии удалённого контроля производственных процессов (системы управления бизнес-процессами) позволяют эффективно отсечь хвосты, вопиюще выпадающие за рамки нормы, тогда как в подавляющей массе требуется тонкая подстройка процессов, которая осуществляется только в формате прямого человеческого общения. В целом, мало что изменилось и присутствует твёрдая уверенность, что попытка внедрить управление процессами по формальным параметрам тут же приведёт к катастрофе. Моё убеждение, что попытка реально управлять столь сложной системой, как социальный организм, электронными средствами неизбежно натолкнётся на принципиальные ресурсные ограничения. Выставить некоторые «заборы» и энергетически оптимизировать некоторые будничные «конвейерные» операции — это да, но не более. Поживём, в широком смысле слова, увидим.
А с перспективой космоса меня больше пугает другая тенденция — мы с невероятной скоростью просир-ем необходимую для этой индустрии минеральную базу.
Александр,
Я, как оппонент – пессимист, отреагирую на ваш оптимизм пессимизмом.
Ну, пожить осталось не очень долго, и вряд ли мне удастся увидеть «окончательный» результат. Только, что уже «от туда» …
Вы правы в своей оценки технологической сложности процесса закрепощения. Хотя, может быть, и не совсем: полный перевод на электронный оборот «денег» [я уже писал, почему это нельзя считать деньгами] позволит в любой момент ограничивать конкретного человека в доступе к жизненному ресурсу. Для этого не нужно «прямого человеческого общения». Более того, не нужно вообще человека – достаточно «искусственного интеллекта», работающего по определенным заданным ему критериям подавлять «мутации» (свободомыслие) в зародыше, не давая ему разрастить в столько ни будь масштабный протест («раковую опухоль»). Такой тотальный контроль решает сразу все чаяния элиты – полная неприкосновенность, абсолютная власть над чернью и колоссальная экономия ресурсов для себя любимых (Грета Тунберг …), поскольку этим методом количество черни можно сократить эффективно и «безболезненно» (путем экономического блокирования деторождения) до необходимого минимума. Соблазн настолько велик, что к его реализации равно рвутся в Вашингтоне, Москве и Пекине. Собственно, гонка за искусственным интеллектом – это гонка за властью над чернью, и кто проиграет в ней – тот и окажется этой вымирающей чернью в полном составе. Выигравший же получит (надеется получить) рай на земле для своей элиты. Я думаю, что именно из этих соображений идут рассуждения об искусственном интеллекте как власти над миром. Слишком все очевидно.
«… без жёстких идеологических границ её не бывает: создавая контроль, те, кто его создаёт, с неизбежностью попадают под его действие, в перспективе, возможно, ещё более жёсткое.» Какова может быть идеология в данном процессе? Вообще, какую идею, интересную для масс, под это можно подложить? Может быть, экологическую? (Опять — Грета Тунберг …) Нас слишком много, нас надо ограничить и сократить? Чтобы чернь радостно кинулась ограничиваться и вымирать ради «спасения» ресурсов для элиты? Может быть …
«… создавая контроль, те, кто его создаёт, с неизбежностью попадают под его действие…» Да, я тоже писал об этом ранее. О том, что планка контроля постепенно будет ползти вверх, поступательно сокращая саму элиту «снизу». В результате должен остаться один «искусственный интеллект», управляющий уже чисто машиной системой. Может быть, именно он и «предназначен» для космизации…
С уважением, Евгений.
Александр, «А с перспективой космоса меня больше пугает другая тенденция — мы с невероятной скоростью просир-ем необходимую для этой индустрии минеральную базу.»
Лично я в этой части смотрю оптимистично — не зря говорят, что если уподоблять Землю обычному яблоку, то человечество пока копошиться лишь в приповерхностном слое кожуры. Т.е. основные ресурсы явно не тронуты.
Евгений, я как «айтишник со стажем» полностью поддерживаю тут Александра. При нынешнем состоянии дел в ИИ — нам очень далеко до «супер мозга управляющего Землей». Если не многие тысячелетия, то десятки столетий уж точно. И мы понимаем, что уже сейчас существует довольно существенный сегмент дарк-нета, и тенденция его сокращения выглядит эфемерным.
С уважением, Андрей
Когда читал думал как можно вырваться из этого замкнутого круга.
Я специалист по системам управления, моделирования, обработке сигналов.
И имел дело с системами с отрицательной и положительной обратной связью.
Так вот всё крутилось в голове, что пока не нашли тот регулятор который бы вывел систему из этих колебаний.
Подсознательно вижу что система выше 1 порядка :). Обычно такие системы стабилизировать сложно, можно получить только динамическое равновесие.
Как найти точку равновесия между развитием и не скатывания в феодализм.? А что если она динамическая?, А кто будет это всё считать и пере балансировать?
Ещё есть опр. инерция мышления человека и его восприятия.
Владимир, «Когда читал думал как можно вырваться из этого замкнутого круга»
Это не возможно — не может «отдельная клетка» Вашей печени вырваться сама собой из Вашего организма наружу.
Да и потом, а почему Вы решили что это «круг», да еще и «замкнутый»? Пока история человечества идет по некой кривой (некоторые называют ее спиралью), но это явно не круг и явно не замкнутый.
Искать «точку равновесия»? Так с учетом количества «степеней свободы» указанной системы — это однозначно задача не имеющая решения. Будет лишь движение то с переходом кинетической энергии в потенциальную, то с обратным процессом.
С уважением, Андрей
Евгений,
в ответ на мои рассуждения о шкале «свобода-забота» Вы отметили, что Россия для выживания была вынуждена целиком сдвинуться в сторону жесткого управления.
Это не противоречит моему мнению. Я говорил о возможностях пространственного маневра, Вы — о временнОм аспекте управления. Важен принцип — наличие возможности сдвига вправо-влево, тогда общество при отклонении можно возвращать на лучшую траекторию развития.
Что же до либерализма, то ныне это симулякр, прикрывающий полный беспредел. Санкции против России, Китая, Ирана и всех, кто связан с ними (включая Европу, которая никак не может начать торговать с Ираном), Скрипали, боинг, мельдоний, СП-2 и пр. — какая тут свобода от слова «либерализм»?
Определение современного «либерализма»: все, что делает гегемон, есть Добро, все, что делают его враги, есть Зло. Суперготтентотская мораль.
Появление либерализма было коньюнктурно: когда протекционизм в Англии создал мощную промышленность, понадобилась идеология для взлома заграничных рынков.
По поводу цифрового фашизма. Нынешняя китайская модель есть просто пародия. Один показатель социальной лояльности. Будет не показатель, а профиль из нескольких сотен параметров. Причем, не менее четверти человек будет заносить сам. Все его социальные действия будут происходить через этот профиль.
Пример. Хочу отдохнуть в Крыму с 18 по 21 октября 2019 г. Мне только в этом случае предоставят информацию о местах проживания в Крыму, наличии билетов и пр. (да, кстати, если я переберу слишком много мест, я ухудшу показатель принятия решений. Так что любители получать информацию просто так обломаются).Хочу познакомиться с девушкой, заношу параметры девицы. Мне предъявят доступные варианты. Причем девушки получат информацию о всех предыдущих моих контактах с девушками, включая отзывы о моих мужских достоинствах. Попытка познакомиться с девушкой иным способом будет классифицироваться как приставание, харасмент.
Хорошая новость. Все это актуально только для Центра моей модели общества. На периферии нравы будут проще, а контроль меньше из-за непредсказуемости среды и необходимости предоставления большей свободы.
Вопрос на засыпку: то, что я описал, это для кого, низшего общества или элиты? Ответ: и элиты тоже. Если она будет достаточно многочисленной. А немногочисленная элита вымрет от безделья. Ее придется разбивать на команды, которые будут соревноваться в игру смерти.
Андрей,
как «айтишнику со стажем» я вам, безусловно, верю. Но и пишу я не завтрашнем дне. А о просматривающейся тенденции. Конечно, технических проблем – масса. Но, мне кажется, что главный задел уже сделан – существуют все (или большинство) базовые технологии, которые требуют совершенствования, но не принципиально новых разработок (научных открытий). Как это говорится, осталось «дело техники». Тем более что это направление активно финансируется, а его разработчикам хорошо платят, что «всасывает» туда лучшие мозги. В результате прогресс может оказаться более быстрым, чем ожидается. Тем более что прогресс в этой области явно не афишируется, нам доступны для наблюдения лишь «вершинки» этого айсберга, в виде тех же «оплат лицом» или «голосом» в метро, банках и магазинах. По моим ощущениям от «информационного фона», это сильная тенденция, растущая экспоненциально. И «выстрелить» результат может неожиданно. Не будем сбрасывать со счетов то, что бОльшая часть населения планеты уже фактически чипирована сотовыми телефонами. Ненужно ничего вживлять – люди сами себя радостно чипируют «волшебными» коробочками. «Проводок» к (почти) каждому уже подведен. Осталось его наполнить нужными функциями. В этом аспекте прогресс тоже впечатляющий.
Дарк-нет … Ваше замечание актуально. Распространение контроля на интернет неизбежно должно приводить к попыткам формирования альтернативных «свободных» каналов распространения информации. Однако мне представляется [поправьте меня, если я ошибаюсь], что, если дарк-нет функционирует через серверы официальных провайдеров, то, похоже, что это кому-то нужно. Нельзя исключать, что дарк-нет – всего лишь симулякр свободного канала связи, который на самом деле неплохо мониторится и юзается теми, «кому положено». Я думаю, что только тогда можно будет говорить об альтернативном интернете, когда появится способ полностью автономной связи, минуя корневые серверы; например, непосредственно от компа к компу терминальных пользователей. Без «белых» (или «черных») посредников.
С уважением, Евгений.
Евгений,
с электронными деньгами тоже всё несколько преувеличено: наиболее жёсткие варианты отлучения от товарно-денежного обмена обходятся посредством «симбиоза» личностей – это когда двое работают за «одного» и этот «один» получает и потребляет за двоих. Несколько неудобно – да, зато не смертельно и какой плевок в омерзительный лик подобного рода системы. При жёстком варианте контроля неизбежно столкнётся со сговором низов. Если даже физическую тюрьму поддерживать непросто – всё равно уходят в побег, то электронную и вовсе практически невозможно – так, создать некоторые неудобства, не более.
А вот со смартфонами – соглашусь: основная сепарация будет осуществляться не посредством контроля, а через механизм наркотической зависимости. Как охарактеризовал процесс Пелевин: «Крутой мобильник – нарратив продвинутой бедности. При римлянах хозяин хотя бы сам оплачивал ошейник, а в наше время рабы недоедают, чтобы его купить».
Андрей,
более всего пугает скорость исчерпания энергоресурсов. Ту кладовую законсервированной энергии Солнца, которую миллиарды лет создавала экосистема, мы с невероятной скоростью опустошаем, а запасы единственного найденного нами источника энергии – ядерной – мизерны, если, конечно, не выстрелит энергетика на быстрых нейтронах, но её перспективы не однозначны. Что касается термоядерной энергетики, то создаётся ощущение, что пустышку тянем – очень похоже на то, что это «энергия Бога» – для обогрева и визуализации Вселенной. В природные реакторы и гравитационная ловушка для плазмы встроена и протности реакции ничтожны: так, на Солнце она в среднем 0,3 вт/куб.м., что примерно в три тысячи раз меньше, чем в наших телах ~1200 вт/куб.м. Даже в центре солнечного ядра плотность реакции почти в четыре раза меньше, чем в человеческом теле ~300 вт/куб.м. Так что возможность удержания таких реакций паллиативными магнитными ловушками при гигантской плотности генерации энергии представляются весьма эфемерными. С энергетическим же обнищанием наши возможности поддерживать всё более усложняющиеся процессы извлечения минеральных ресурсов резко снизятся, а с ними и возможности присваивать энергию – удушающая нисходящая петля вниз.
Владимир,
Похоже, что создать механизмы для устойчивой балансировки социосистемы будет весьма непросто, но решить эту задачу по силам только Разуму, но никак не инстинктам, вызвавшимся балансировать её, с опорой на положительные обратные связи.
Как удивительно проблематика дискуссии совпадает с одним из последних интервью С.Б. Переслегина.(на сайте «Знаниевый реактор» в разделе «шестой экономический уклад») Он тоже высказывался в смысле того, что цифровая экономика это удел третьестепенных стран, и что как социальная технология будет инсталлирована в России как на полигоне. Но внутри «золотого миллиарда будущего». Учитывая, что в прогнозах мне до него и его команды далеко, даже соваться в это не буду. Но почитать искренне советую.
По сути дилеммы биоценоидного и организмоидного варианта развития общества и жизнеспособности не крайних форм , но форм с преобладающей моделью — соглашусь с Евгением. Правда причиной нежизнеспособности срединных форм мне видится не обязательное наличие внутренней основной структуры определенного типа. Это мне кажется следствие доминирования «естественности» в подходе Евгения,(биота не отступает от правила энергетической оптимизации, а нам то никто не запрещает) а ограничение по скорости обработки индикативной информации и пропускной способности управляющего контура социума. Это ограничение принципиально преодолимо, и противоречие между «внутренним либералом» и вынужденностью эффективного социального поведения в рамках социума может быть снято. Пусть даже ценой дрейфа мышления каждого элемента в от «или» к «и». Если бытие можно будет поддерживать в динамическом равновесии, то сознание быстро подтянется.
С уважением.
Евгений, Вы извините, что не соглашаюсь — просто у «не айтишников» куча стереотипов весьма далеких от истины :-)
«мне кажется, что главный задел уже сделан – существуют все (или большинство) базовые технологии, которые требуют совершенствования, но не принципиально новых разработок (научных открытий)»
В знаете, так же были уверены и жрецы Древнего царства в Египте в 3500 лет до н.э.
И были вполне правы — Строить такого масштаба пирамиды, даже с современной техникой весьма затруднительно. Но сейчас видно, что «главный задел» у них очень далек «от возможного». аналогично — пройдет еще пара-тройка тысячелетий и наверняка будет понимание, как мало мы на сегодняшнем уровне знаем.
«По моим ощущениям от «информационного фона», это сильная тенденция, растущая экспоненциально»
Так в том то и дело, что эта «экспонента только по одному измерению», но открываются новые и стартует новая экспонента, а старая зачастую просто теряется.
«Однако мне представляется [поправьте меня, если я ошибаюсь], что, если дарк-нет функционирует через серверы официальных провайдеров, то, похоже, что это кому-то нужно»
Нет, все не совсем так, как Вы себе представляете. Через «корневые сервера» никакой «пользовательской информации не перекачиваются, а значит проконтролировать поток информации невозможно. Корневые сервера служат только лишь для целей адресации — ну типа как из вашего текущего адреса ХХХ.УУУ.ZZZ попасть в мой текущий адрес ВВВ.ЕЕЕ.МММ
Да, если корневые сервера заблокировать от РФ, то пакеты не смогут «найти дорогу» даже в пределах одного города.
А в части «тотального контроля потоков информации» и дарк-нета — Вы помните как отец Браун распутывал преступление? «Где умный человек прячет лист? В лесу. Но что ему делать, если леса нет? … — Он сажает лес, чтобы спрятать лист, — сказал священник приглушенным голосом.»
Т.е. Чем больше потоки информации, тем проще в них что-либо спрятать.
Игорь, Вы безусловно правы. Но на мой взгляд не учитываете масштаб процесса. Т.е. в движении волны в океане, можно «фиксировать» определенную статическую модель и определять, что «Если бытие можно будет поддерживать в динамическом равновесии, то сознание быстро подтянется». Но окинув «картину в более мелком масштабе» можно увидеть, что разрыв между бытием и сознанием — это естественный процесс. И сознание всегда запаздывает к постоянно меняющемуся бытию (иногда более сильно, иногда менее — но всегда отстает).
Иначе говоря — границ развития пока не проглядывается, а значит будет следующая и следующая вариативность «биоценоидного и организмоидного вариантов развития общества».
Андрей, я имею в виду более качественное изменение сознания чем простая адаптация к изменяющемуся бытию. Сейчас мы получаем противоречивые послания, а будем получать «двойное». Пока получение «двойного послания» — шизофреногенно в большинстве наблюдаемых случаев, но и случаи все патологические изначально. Именно это я и имел в виду под дрейфом мышления от «или» к «и».
Андрей,
ОК, буду учиться.
Ну, ваша аналогия со жрецами Египта – не сосем то. Если верить ОТО, то мы уже познали почти все, так как области бытия, скрытые за барьером скорости света, для нас, бренных, принципиально недоступны. Но, как известно, где есть вера – та нет места истине … Да и навряд ли у нас есть тысячелетия. Первая сотня лет, может быть … Не знаю о второй. В текущей ментальной парадигме мы стремительно воздымаемся к пропасти. В ней нам будет не до расширения званий о Вселенной. Навсегда.
Ну и, еще чисто методологическое замечание.
«… так же были уверены и жрецы Древнего царства в Египте в 3500 лет до н.э. … пройдет еще пара-тройка тысячелетий и наверняка будет понимание, как мало мы на сегодняшнем уровне знаем.» Метод исторического актуализма, в рамках которого написано ваше утверждение, имеет серьезные ограничения. По крайней мере, в рамках биологии уже давно стало понятно, что раньше было не так как сейчас. Дело в том, что развитие системы меняет условия ее существования. За последние 5500 лет мы настолько изменили наши условия существования, что египетские аналоги вряд ли корректны. К тому же, мы не знаем, что на самом деле думали египетские жрецы. Мы вкладываем наши представления в их головы.
Игорь,
как всегда, вас не просто понимать, но бьете в суть. Собственно, снятие «противоречия между «внутренним либералом» и вынужденностью эффективного социального поведения в рамках социума» и было задачей теории коммунизма: «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Однако, какую численность такого коммунистического населения способна длительно «прокормит и обогреть» наша планета? По-видимому, весьма небольшую. Надо сказать, что уже есть «живущие при коммунизме» – элита золотого миллиарда. Для того, что бы продолжить свое приятное коммунистическое бытие, им нужно существенно сократить население планеты, перенеся «тяготы» производства на машины (искусственный интеллект и т.д., все знают предвестники ожидаемого «нового уклада»), оставив минимум приятной человеческой обслуги. Современная электроника вполне отчетливо открыла эту перспективу, и «властители умов» элиты золотого миллиарда, по-видимому, вполне ясно ее осознали, и заняты созданием инструмента. Неважно, что сейчас техника еще не готова. Над этим активно работают.
«Если бытие можно будет поддерживать в динамическом равновесии, то сознание быстро подтянется.» Это о соотношении бытия и сознания. Особенность социального в том, что человек творит бытие своим сознанием. При этом творимое бытие имеет крепкий предшествующий фундамент, чем ограничивает «свободу творчества» и влияет на формирование сознания. Здесь проблема курицы и яйца – нельзя сказать, что первично – бытие или сознание. Они имманентно и перманентно взаимообусловлены, однако, время от времени и место от места чередуясь в приоритете. В отношении вашей фразы, «можно будет поддерживать в динамическом равновесии [то есть, это равновесие не естественное, а искусственное, нуждающееся в поддержке]» только осознанно, поскольку в обществе равновесие поддерживается не само, а деятельностью людей.
Евгений.
Игорь, Вы затронули кстати интересный вопрос — «а может сознание меняться более качественно, чем просто адаптация к изменяющемуся бытию».
Лично я пока нахожусь на «позициях классика» — Что только бытие определяет сознание, а следовательно сознание не только не может «выскочить» за рамки бытия (причем во всех аспектах), но даже не может его «догнать». Так как всегда есть транзакционные издержки адаптации сознания к изменяющемуся бытию.
Ну а то, что бытие воздействует на сознание разнопланово и по различным измерениям — безусловно содержит в себе предпосылки к «шизофреничности сознания» — это как раз нормально, это было и будет всегда. И на мой взгляд, наше сознание изначально развивается на «острие этой бритвы». Тут нет никакой патологии.
Как вы далеко продвинулись в дискуссии, пока я с отвлечениями писал комментарий.
Обращу лишь внимание, что проблема между внутренним «либералом» и «монархистом» всегда искусственно инсталлирована и усиленно поддерживаема. Всё потому что она заложена в фундамент текущей латентной власти и всех устраиваемых ею революций: «Свободу либералу!» Даже в Северной Корее нет проблемы «монархист задушил либерала»: основная проблема КНДР в намеренном исключении из мировой системы разделения труда, дабы создать видимость грандиозности несуществующей проблемы и её последствий. Ежели ограничение снять, то и вся визуализация несуществующей проблемы рассеется как дым. Но снимут её, только когда устранят внешнего монархиста, ежели гегемон сам ранее не падёт.
Викх извлёк ваш комментарий из буфера проверки на спам.
Мы(человечество) еще очень со многим даже не пробовали работать. Все силы были брошены на бег за ресурсами. Вкладывая усилия в фундаментальные исследования окружающей природы и ее законов мы непропорционально мало усилий прикладываем к изучению человека. Гуманистические науки находятся на примитивном, зачаточном уровне, их развитие «грязное», оно обусловлено задачами, которые ставятся больным и умирающим социумом. Не могу не опуститься тут до уровня метафоры, но вместо того, чтобы учиться ходить, мы учимся технике самомассажа от пролежней.
Давно ли вы читали в рецензируемом журнале о полноценном проведенном эксперименте с человеческим сознанием и поведением? Откуда вообще нам брать достоверные знания о нашем мышлении?
Да простят меня коллеги, но неуклюжесть наших попыток описать социодинамические процессы и пессимизм в отношении итогов этих процессов имеют в своем основании отсутствие нормального знания о себе.
Александр,
«Викх извлёк ваш комментарий из буфера проверки на спам.»
Увы, Ваш блог меня категорически не любит :(
Хочу отметить два вывода из статьи:
1) Уже при первой попытке капитализма размах безналичной финансовой системы был очень значителен. Наличка ушла в массы, а компании работали на долгах друг друга и погибли оптом. Кредитная экономика…
2) Для стабильного существования герцогства обязательно надо где-то поблизости держать «тоскану» — венчурное Дикое поле, и сливать туда излишне пассионарные элементы, снижая социальную температуру герцогства. Тогда в герцогстве можно будет аккуратно использовать и наработки тосканы в разных областях. Таким образом, не стоит дилемма, что строить, герцогство или тоскану, в системе надо иметь и то, и другое, а еще границу между ними, а еще следить, чтобы тоскана не стала сильнее герцогства (во всех смыслах: политическом, идеологическом) и не разрушила его.
Игорь, на мой взгляд все обстоит с точностью «до наоборот»
«Давно ли вы читали в рецензируемом журнале о полноценном проведенном эксперименте с человеческим сознанием и поведением?»
К моему глубокому сожалению, примеры «цветных революций» явно показывают, что «мировое правительство» давно уже перешло к успешному применению этих технологий с человеческим сознанием и поведением» в реальную практику целы государств.
И пример Украины у меня на глазах. Как быстро и успешно «в течении жизни одного поколения» удалось поменять «сознание и поведение» тех, с кем я учился в школе, с кем читал одни и те же книги, с кем ходил в походы и пел песни у костра.
И «применение в жизнь» подобный технологий, для меня лично, яркий показатель что кризис сейчас совсем не в сфере технологий и производства, а прежде всего именно в социодинамических процессах
Александр,
«более всего пугает скорость исчерпания энергоресурсов»
Ну не знаю, лично на мой взгляд, это явно раздутая алармиская истерия, которую раздувают в угоду узкой прослойке отдельных олигополий.
Да, действительно, мировое потребление энергии растет. Но считать что «буквально завтра» ничего не останется — явное преувеличение.
Сейчас основная доля выработки электроэнергии (порядка 40%) это уголь/торф, а основные запасы угля (на территории США) даже особо и не распечатаны.
Истерию подогревают нефтяные компании, но и тут очередные прогнозы «исчерпания запасов нефти» — лопнули с появлением технологий разработки сланцев.
«запасы единственного найденного нами источника энергии – ядерной – мизерны, если, конечно, не выстрелит энергетика на быстрых нейтронах, но её перспективы не однозначны»
Ну не совсем так. Уран довольно распространенный элемент в земной коре. Уран почти также распространен как олово или германий. Его в сорок раз больше, чем серебра. Уран содержится в скальных породах, почве и океанской воде.
Другой вопрос, что природный уран однако состоит в основном из урана-238 и только 0.7% приходится на уран-235, который делится под действием тепловых нейтронов.
Но и тут «не все так безнадежно», так как есть так называемый «ториевый цикл»:
Торий в 3-4 раза более распространен на Земле, чем уран. Торий содержится в разнообразных рудах, но наиболее удобными для добычи являются монацитовые пески. 100% у природного тория приходится на 232Th. 232Th является лишь сырьем для топливного цикла деления. Ядерным топливом в ториевом цикле служит 233U, который получается при поглощении торием нейтронов и последовательных бета-распадов.
И вот тут как раз и приходят на помощь технологии «быстрых нейтронов» или упомянутой Вами термояд. Т.е. термоядерные технологии могут использоваться либо чтобы «напрямую» производить электроэнергию (что безусловно сложнее), либо как раз для «замыкания» ядерного цикла — что собственно говоря вполне реально, так как не требует непрерывного удержания плазмы.
Короче, лично я не столь пессимистичен в оценках «энергетической катастрофы человечества».
С уважением, Андрей
Викх,
сосуществование в рамках единой социосистемы «тосканы» и «герцогства» — тема интересная, если бы не одно но. Устойчивость «тосканы» требует от неё постоянного расширения своей зоны разделения труда, что она непрерывно и делает, опираясь на латентную силу денег. Это превращает её в «банду», проповедующую по ходу агрессии идеи либерализма, т.е. антигерцогства.
Андрей,
рад бы быть оптимистом, но мы поставлены в жёсткие операционные рамки. Запасов углеводородов, к сожалению, осталось на условные сто лет. Угля — в три-четыре раза больше, но если учесть необходимость компенсировать выпавшие из энергобаланса углеводороды, то существенно меньше. Для поджига любых заместителей текущего ядерного цикла требуются вполне реальные количества урана 235, который мы сейчас безжалостно выжигаем, и которого тоже осталось на условные сто лет. Дабы заместить выпадающие в перспективе энергопотоки ядерная энергетика требует вложения невероятных объёмов минеральных и энергоресурсов. Начинать, похоже, надо было уже вчера. Мы все надеемся, опираясь на прошлый опыт, на волшебную палочку-выручалочку. Только вот в прошлом мы всего лишь додумались, как распечатать энергетические кладовые экосистемы, а вот со своими собственными энергонаработками у нас скудновато и блеска мысли что-то не видно, наоборот, сплошное топтание на месте. Надежда на то, что навалимся всем миром, когда припечёт? Ну-ну. А вот если вернуть «герцогства» с их горизонтом планирования, то надежда появляется.
Александр, безусловно — вопрос оптимизма или пессимизма сильно субъективен и поэтому так же как и «о вкусах» спорам не подлежит :-)
Хочу только заметить, что оценка «условные 100 лет» делалась без учета сланцевой нефти и запасов в Артеке и иных пока слабо или же совсем не разрабатываемых местах (та же Антарктида). поэтому по нефти я бы срок удвоил бы.
По Углю аналогично — основные запасы это США (в РФ примерно в 2 раза меньше, хотя цифра весьма значительная). Т.е. как мин лет 500. С учетом того что производимая на угле электроэнергия 40%, а на нефти порядка 20%, то выпадающие из-за исчерпания нефтяных ресурсов эту картину снизят, но все же не сильно.
По замыканию ядерного цикла, работы ведутся весьма успешно (и тут лидером является РФ с реакторами на быстрых нейтронах) — т.е. и тут ресурсов как мин. лет на 500. И мы еще не считаем гидроэнергетику и прочие ВИЭ. Ясное дело, что сейчас ВИЭ это в очень сильной мере популизм, но лет через 100-200 думаю будет существенная прибавка.
Итого получается, что ближайшие 1000 лет энергокатастрофы все же не будет. Ну а к тому времени надеюсь человечество овладеет еще новыми технологиями (тот же термояд) и эта граница опять же может сильно передвинуться вправо.
Но.. Как писал выше — это субъективное мнение, которое питает мой текущий оптимизм в данном вопросе.
Александр,
«с электронными деньгами тоже всё несколько преувеличено: наиболее жёсткие варианты отлучения от товарно-денежного обмена обходятся посредством «симбиоза» личностей – это когда двое работают за «одного» и этот «один» получает и потребляет за двоих.» При адресном индивидуальном контроле получения и потребления очень легкого «вычислить» кормящего еще кого-то. Надо иметь в виду, что «электронное» потребление будет ограничено весьма элементарным набором потребностей, ибо надо экономить ресурсы для элиты; еда в мусор идти не будет. К тому же опять же, смартфон … Не имеющий «ошейника» не будет иметь доступа ни к чему («666»), и, опять же, легко может быть вычислен по месту «утечки», например, пищи. К тому же, немногие единицы, каким-то образом «улизнувшие», ничего не могут сделать; иначе бывает только в голливудских блокбастерах.
Игорь,
» Откуда вообще нам брать достоверные знания о нашем мышлении?» Я не столь оптимистично настроен по поводу уникальности человеческого мышления, как вы. Мозг – не «изобретение» человека. Он просто больше, чем у других животных. Весь механизм мышления «создан» задолго до явления человека. Но, будучи гипертрофирован, наш мозг «открыл в себе» ряд попутных возможностей, «не запланированных» отбором, это так. Но это реализации уже известной «технологии», как например, смартфоны, которые сами по себе никаким «открытием» не являются, полностью основываюсь на открытиях и базовых технологиях 19 – первой половины 20 века, будучи в основном гипертрофированно миниатюризированными. Смартфоны тоже «открыли» новые «побочные» возможности, но – не технологического плана.
О пессимизме. Вообще-то эволюция лишена эмоций. Для полностью сгинувшей «райской» эдиакарской фауны, вообще лишенной хищников, как и для динозавров, ход эволюции оказался очень пессимистичным. А для «зубатых и ногатых» скелетных форм и для шустрых млекопитающих — очень даже ничего. Явление человека – вообще катастрофа для всего «неразумного» живого на Земле (ну, может быть, кроме бактерий и вирусов: мутационный фон то какой радостный!). Но мы же радуемся, что мы возникли. Описывая возможную элиминацию человека из эволюции в будущее, я не «пессимистирую» и не «оптимистирую». Просто мне такой вариант представляется наиболее вероятным. Человеку нечего делать в Космосе. Он может сохраниться только на Земле, и только в виде «персистента», постепенно (пусть даже очень медленно и красиво – в самом оптимистическом варианте!) деградирующего к своему эволюционному финалу. Это не очень интересно. Интересно то, сможет ли он произвести (в качестве своего эволюционного потомка) то «нечто», которое выйдет в просторы Космоса, и чем это «нечто» может (могло бы) быть.
Викх,
альтернатива «тосканы» и «герцогства» в глобализированном мире, на мой взгляд, может выглядеть следующим образом: упорядоченное «искусственным интеллектом» «герцогство» в виде относительно сытого и одетого электронного концлагеря, в окружении хаоса голодранцев «тоскан», грызущихся друг с другом за куски, недоеденные «герцогством» и за еще съедобные его отходы. Собственно, это, по-видимому, и есть вполне осознанный проект Домината.
О ресурсном дефиците.
Все же, главная угроза для человечества – не дефицит ресурсов. Главная угроза – он сам. Немного перефразировав известную пословицу: «потерявши голову – о ресурсах не плачут».
С уважением, Евгений.
Впервые мне не неприятно остаться непонятым. Но вынужден констатировать, что человеческое сознание вы рассматриваете как константу (это разумная точка зрения, но она не предусматривает ни экзестенциального ни экзистенционального), а в рамках такой позиции уравнение сохранения человеческой цивилизации в ближайшей перспективе не решается.
Также, я подозреваю, что под гуманистическими технологиями многие из присутствующих подразумевают только методики контроля массового сознания, а это далеко не полное понимание.
Как бы я сказал лет 20 назад «вот такие взрослые не смогут найти выхода, потому что не верят в его возможность, все пространство выбора, порожденное их знаниями — вырождено». Вы правы — обезьяна что с термоядом, что без него обречена. Боюсь, многие тут просто не верят в перспективу человека как вида. Я верю, пусть это и немного эмоционально, но никакой другой ценности просто нет. Мы просто совершенно, абсолютно недостаточно пытаемся поменяться. И выглядим с рациональной точки зрения нелепо — придумывая очередное обоснование тому, что измениться не можем, вместо того что бы пытаться.
С уважением, Игорь
Игорь,
» Мы просто совершенно, абсолютно недостаточно пытаемся поменяться. И выглядим с рациональной точки зрения нелепо — придумывая очередное обоснование тому, что измениться не можем, вместо того что бы пытаться»
А можно уточнить? А на Ваш взгляд эволюция (изменение человеческого сознания) — это процесс субъективен (т.е. происходит только лишь по воле и желанию человека) или же это процесс объективен (происходит по Законам природы и абсолютно не зависит от того хотим ли мы меняться или пытаемся ли «достаточно сильно» измениться)?
С глубоким уважением, Андрей
Андрей, постараюсь объяснить. И субъективен и объективен. И тот и другой факторы все равно упираются в нашу способность создать направляющее воздействие. В случае торжества принципа (в голове исследователя) «бытие определяет сознание» — надо сосредоточится на модификации бытия и через него получить власть над изменениями. Для этого необходимо знать все о этой взаимосвязи. Все. Получить эти знания научными методами можно.
А сейчас… С точки зрения полного материалиста — приход Христа это неизбежное явление в связи с ростом производственных сил общества и появлением пакета проблем, его сопровождающих. И тут мысль заканчивается. Но у этого заявления нет прогностической силы, на сегодня мы можем только коряво и постфактум объяснить события такого масштаба, но ни вызвать ни предсказать не можем. Вот на каком уровне по сравнению с естественными находятся науки социальные и гуманистические. Понимаете, в моем понимании, ситуация, когда мы не можем с помощью усилия или каких либо других методов управлять процессом мышления, механизмом генерации (присвоения — тут кто как) знания является абсолютно неприемлемой. Тоже можно сказать о поведении, мотивации, эмоциях и прочих составляющих личности. В Большом Уравнении переменная человека стоит перед скобками, за которыми все остальное. Влияние этой переменной на результат в большинстве случаем не абсолютно, но всегда грандиозно. Не искать возможностей повлиять на нее любыми способами — глупость.
Игорь,
читать вас интересно и приятно уже потому, что вы своей убежденностью в целесообразность Человека пробуждаете веру в Вечное. Кроме циничного «естествоиспытателя», я еще и человек, психологии которого комфортно предвкушать некое Лучшее Будущее, сколь абстрактным или фантастичным он ни было бы. И вы абсолютно правы в том, что без этого предвкушения, будущего у человечества, действительно, нет.
Вы пишите о » воздействии» сознания на бытие. Так они и есть. Но для реализации этого направляющего воздействия нужно знать Путь, куда следует направлять трансформацию бытия. И еще нужны те, кто осознает этот путь, сделает выбор этого пути, и пойдет по этому пути, увлекая за собой сознания остальных. (~ «Идея, овладевшая массами, становится материальной силой». Ленин.) Как это не банально звучит, нужны Вожди.
То есть, нужно знать Путь, и нужны Вожди, осознавшие этот Путь, и, по большому счету, принесшие себя в жертву этому Пути. Способные положить себя на Алтарь Пути. Без этой жертвы люди не пойдут за Вождем, поскольку, только жертвуя самым дорогим – собственной жизнью — человек может убедить других в собственной искренности.
А что мы видим ныне?
Перепутье. Перепутье даже без камня с указанием: «направо пойдешь …», и так далее. Даже не перепутье. А чистое поле, которое еще никто не торил. Мы сами зачистили дорогу впереди себя, породив технологии, «стремящиеся» заменить самую базовую (базальную) человеческую самость – интеллект.
Вожди. Безумная Грета Тунберг, скромно катающаяся на яхте князя Монако и герцога Валентинуа? Религиозные вожди Ирана? Или никак не умирающего исламского государства? Тайный Доминат? Или Дудь? Кто? Кто в состоянии «положить живота своего» за поиск Пути и скитание по неведомой Пустыне? Пустыне, в которой Манна Небесная никем не обещана.
Почти глобальная Система потеряла траекторию движения. И начинает рассыпаться на части, уходящие в «свободный поиск» по «Дикому полю». Где-то и когда-то, кем-то в этом Диком поле может быть [сослагательное наклонение!] найден Путь и тогда могут появиться Вожди, которые поведут … Но никто не обещает того, что за полем не пропасть, и что это поле – равнина с холмами, молочным реками и кисельными берегами, а не край воронки, постепенно ниспадающий в «черную дыру» забвения. Велик Страх … Куда ступить? Но и стоять невозможно: инерция Системы гонит вперед, жестко толкает в спину, манит грезой Надежды, и мы стремимся туда, туда, за новыми гаджетами … Бежим не глядя, ослепив взор туманом виртуального мифа постправды и раздробления реальности.
Держит ли кто за вожжи этого ослепшего и обезумевшего коня истории? Едва ли. Потенциальные кучера вцепились друг другу в глотки, пытаясь выхватить вожжи друг у друга. И конь понес, радостно и свободно … Понес в неведомое.
С уважением, Евгений.
Игорь,
а теперь – «циничный естествоиспытатель».
«Боюсь, многие тут просто не верят в перспективу человека как вида. Я верю, пусть это и немного эмоционально, но никакой другой ценности просто нет. Мы просто совершенно, абсолютно недостаточно пытаемся поменяться. И выглядим с рациональной точки зрения нелепо — придумывая очередное обоснование тому, что измениться не можем, вместо того что бы пытаться.» А мы хоти меняться? Даже предвкушая тупик, не защищаем ли мы свое «статус кво» обоснованием невозможности изменения? Может быть, самое ценное для нас – это этот «статус кво»? А если мы это «статус кво» поменяем, то не станем ли мы другим видом? Вид – категория типологическая, маркирующая некую существенную разницу между двумя выборками. Меняясь, мы будем отвергать наш текущий «вид». Мы не можем стоять и бежать одновременно. Или мы не меняемся, сохраняем свой «вид», или мы, меняясь, отвергаем себя. Мы хотим отвергать себя? Мы хотим стать другим? Нам плохо в себе самом? Чего мы хотим – быть собой, или измениться и стать другим? Как «циничный естествоиспытатель», я бы сказал, что обстоятельства неумолимо заставят нас или исчезнуть совсем, или стать другими. Но оборотная сторона этого «стать другими» есть «исчезнуть нам». Но не совсем, в оставить некое производное, потомка. Динозавры исчезли. Но они оставили нам птиц.
С уважением, Евгений.
Евгений, то что вы описали в своем первом посте — суть — ожидание неизбежного Мессии.
Согласен, пути человечество не видит. Еще раз согласен — путь указывают те кто жертвует.
Перепутье — одно из естественных состояний, оно подразумевает неизбежное развитие.
Но, чтобы Иисусу было что изучать те 30 лет что прошли от его осознания до жертвы должна быть интеллектуальная база, соответствующая уровню решаемой задачи. Что бы было Христианство — необходимы были великие греки прошлого.
Если уж кто то станет представлением динамического сюжета «Спаситель человечества», то у него должен быть доступный инструментарий и владеющие им союзники. Жизнь Героев коротка, и потратить ее время на создание научного базиса применяемым социотехнологиям не получится. Времени не хватит, как ресурса.
Да, моя главная задача тут, чтобы вы-мудрые, не опускали руки)
Нет, я не боюсь изменений и трансформации сознания в что то иное, что сделает нас другим видом. Это неизбежно, и куда лучше, чем передача эстафеты не-жизни. Тысячелетия наблюдений, зафиксированные в источниках говорят нам о том, что мы меняемся.
Да что говорить, сама система образования современного вносит такие изменения в свободную личность, что бояться после этого «отвергания себя» стыдно(мне). Разве мы не отвергаем себя любимого ради нового или другого?
Нет никакого «быть собой». Быть собой мы перестали как только подчинились первому «нельзя», а все наши мысли, изложенные тут, стали возможны только потому, что мы в свое время через сопротивление перестали «быть собой».
Я диалектик, мир развивается через отрицание и смерть. То что не развивается — исчезает. Бояться отрицания и диалектического перехода — нерационально.
Добрый день, коллеги!
На мой взгляд, наше обсуждение уходит от обсуждения блистательного анализа Александра довольно интересного момента европейской истории — попытке Капитала «подмять под себя все», но после фальстарта обратный «возврат в герцогство».
При этом, как я вижу, несмотря на довольно серьезные трансформации общественного сознания в тот период (вначале «в республику», затем назад «в феодализм») явного мессии (вождя, лидера положившего жизнь а идею) не было. Развитие просто сделало круг по спирали, чтобы затем обратно вернуться уже во времена буржуазных революций Нидерландов, Англии, Франции.
И к стати, мне хотелось бы обратить внимание уважаемого общества на такой громадный пласт развития общества как например Китайская цивилизация. Там не было «прихода Спасителя», но общество прошло все пути развития от первобытно-общинного строя, феодализма в капитализм.
Я просто мечтаю, чтобы Александр в своих замечательных изысканий начал бы систематизировать эту еще не исследованную в его работах лакуну.
Андрей, согласен.
Но Китай, это задача с большой буквы. Хотелось бы, но вероятность мала. Пожалейте Александра, тут с нашей Ойкуменой то черт ногу сломит.
А вот про Герцогство я бы прочитал вообще все, что в голове у Александра есть и будет )))
Игорь, попытаюсь изложить, не утаить, правда пока даже ещё не знаю что, поскольку процесс осмысления материала меняет и меня самого.
Что касается оптимизма, то здесь я на позициях Игоря, как и в вопросе: «Хотим ли мы меняться?» А кто нас спрашивать будет? Социогенез, как составляющая часть эволюции, своих акторов не спрашивает.
Тема, как приходит Мессия или вождь образно и точно изложена в фильме Федерико Феллини «Репетиция оркестра». К сожалению, он может оказаться и Христом, и Гитлером. Конкретно в фильме Феллини предостережение о возможности прихода Гитлера, когда мы сами разрушаем Христов дом, наверное, дабы потом опять строить его в лишениях. Одна из первых заметок у меня в блоге ещё десятилетней давности по мотивам «Репетиции оркестра»: Похороны либерализма Федерико Феллини. А ещё лучше посмотреть сам фильм, если кто не видел. Гениальный.
Александр,
«и в вопросе: «Хотим ли мы меняться?» А кто нас спрашивать будет? Социогенез, как составляющая часть эволюции, своих актеров не спрашивает.»
Вы как всегда «четко и прямо в точку». Причем «мы все» даже не актеры, даже не массовка — мы лишь «технический персонал сцены», которые делает исключительно только то, что заданно инструкцией Режиссера и никогда не будем значиться в титрах «участников этой пьесы». И кстати никогда не будем знать не то что «всего сценария пьесы», но даже кусочка мизансцены того Акта, в котором мы задействованы.
Но этот факт все равно не снижает интереса в попытках осмыслить как саму Мизансцену, ток и поучаствовать в догадках развития сюжета этого удивительного Спектакля
С уважением, Андрей
Андрею
>>И кстати никогда не будем знать не то что «всего сценария пьесы», но даже кусочка мизансцены того Акта, в котором мы задействованы.
Это верно! Познаваемость окружающего мира ограничена, в этом позиция агностиков мне близка.
Для себя в воображении я создал следующую иллюстрацию.
Представьте себе , что внутри нашего кровеносного сосуда живут инопланетяне. Они умные, по технологиям и образу мышления близки к нам, землянам. Но очень крошечные. Настолько крошечные, что эритроциты и лимфоциты кажутся им Галактиками. Современные телескопы в их мире добились потрясающей дальности разрешения — они могут обозревать окружающее пространство на целый миллиметр ! Таким образом вся их Вселенная — это сфера радиусом 1мм, в которой появляются и исчезают непонятные огромные красные и белые тела.
Какой логический вывод могут они сделать о существовании и назначении Вселенной ? Подозревают ли их философы, что назначение этих загадочных огромных галактик — снабжать энергией и питать мозг некоего сверхсущества?
«А с перспективой космоса меня больше пугает другая тенденция — мы с невероятной скоростью просир-ем необходимую для этой индустрии минеральную базу.»
Да не нужен человеку ни какой космос. Человеку нужен человек.
Человек как единица, которому действительно человек нужен, он неважен в масштабах планеты. А вот Человек, который человечество, он экспансионист, ему космос нужен как среда за пределами освоенной и использованной частично. Я в фантастической литературе встречал ситуацию, когда на земле в золотой век «виртуальности» группа террористов ученых под угрозой разрушения планеты выдвинула 1 требование «Съ….сь с планеты, живо!»
Евгений,
«целенаправленно отмывать Человека от биологического» = создавать человекообразную машину. Не согласен. Если уж интеллект (пока ещё не Разум) позволяет Человеку вмешиваться в процессы эволюции некоторых видов, то почему бы ему не посмотреться в зеркало на себя и не подправить кое-что в «консерватории». Интеллект, без обуздания ставших помехой инстинктов, так никогда и не превратиться в Разум.
«машины не думают и думать никогда не будут». Целиком согласен, об этом собственно и писал в своём комментарии. А вот с точными формулировками наших расхождений не понял: в чём они?
Максим, спектакль с демонами отличный получился.
Игорь, отличный вариант лечения животного начала: раз не заходит через голову, следует зайти через инстинкты — страх.
Александр,
вы не взялись бы причислить, какие инстинкты вы считаете лишними?
Евгений.
Евгений,
«Мамы всякие нужны, мамы всякие важны», поэтому без них не обойтись. Речь не идёт об «ампутации». Но прикручивать территориально-иерархические, социо-половые и отчасти биовыживательные инстинкты определённо необходимо, постепенно подчиняя их Разуму. При том колоссальном эволюционном преимуществе над всей остальной биотой, которое обеспечил интеллект, они стали явно избыточными, переходя в разряд саморазрушительных для вида.
Христианство и Советский Союз, к слову, этим довольно успешно занимались, пока их самих максимально не дискредитировала и не разрушила свора, управляющая Большими Деньгами, как досадную помеху своему доминированию, опирающемуся на всевластье инстинктов и подчинение инстинктам интеллекта, непременно в коленно-локтевой позиции (кажется Ленин называл его носителей проститутками, и вполне обоснованно).
Александр,
вспомним о семи смертных грехах (в такой редакции, например):
гордыня
алчность
зависть
гнев
похоть
чревоугодие
уныние
Каждой из них имеет под собой инстинкт, однако их появления в указанной форме – чисто человеческие; животные не способны ни к одному из этих поведений.
«.. свора, управляющая Большими Деньгами, как досадную помеху своему доминированию, опирающемуся на всевластье инстинктов и подчинение инстинктам интеллекта, непременно в коленно-локтевой позиции» – тоже, чисто человеческое поведенческое проявление инстинктивных реакций. Инстинкты сами по себе никакие – ни хорошие, ни плохие – они просто есть, и сформировавшись как основа биологического выживания за сотни миллионов лет. И только человек смог на основании инстинктов создать извращенные антисоциальные формы поведения – см. список смертных грехов. Поэтому не с инстинктами надо бороться, а стимулировать социальные формы поведения и подавлять антисоциальные. Инстинкт – как дышло – куда повернешь, туда и вышло. Другое дело, что экономика на основе кредитно-денежного обращения (финансовой капитал) стимулирует («раскрепощает») асоциальные формы поведения, поскольку главной «скрепой» социосистемы становится расширенный оборот денег, а не обмен идеями и товарами, который требуют высокой степени социализации личности. Недаром деньги всегда причисляли к злу, ощущая их фактическую антисоциальную (античеловеческую) роль. Так что, для эффективной «борьбы с инстинктами» требуется некий фантастический безденежный тип экономики, который я себе вообразить пока не могу.
С уважением, Евгений.
Евгений,
мы, фактически, об одном: «стимулировать социальные формы поведения и подавлять антисоциальные» = «прикручивать … инстинкты определённо необходимо, постепенно подчиняя их Разуму».
А вот с практическим решением действительно сложно. Невольно попадаешь в режим совы: «Мои вопросы — стратегия, зайцы, тактика — ваше дело». Единственное, что экономика не должна быть безденежной — очень уж деньги энергоэффективны как средство обмена, скорее уж не капиталистической — капиталы, особенно свободные, т.е. в денежной форме, с не меньшей эффективностью пробуждают в человеке внутрисоциальную агрессию и животное начало.
Реализация любых «антиживотных» проектов в итоге упирается в вопрос управления элитами, переиначивающими их содержание на животную сторону. Вот уж кого придётся оцифровывать в первую очередь: шаг вправо, шаг влево — вылетаешь из элиты.
Александр Оноприенко
>>«прикручивать … инстинкты определённо необходимо, постепенно подчиняя их Разуму»
А это кстати интересный вопрос… А действительно ли «необходимо», а действительно ли инстинкты «должны» подчиняться Разуму? Да и в целом — «а кому должны»?
Если инстинкты это биология, причем это явно Эволюция (инстинкты не берутся из «ниоткуда»), инстинкты это плод Эволюции и причем они и дальше эволюционируют.
Тогда Разум — это что? Это такой же продукт Эволюции как инстинкты? Тогда почему вопрос «подчинения» определяет не Эволюция, а именно Разум?
С уважением, Андрей
Александр,
о близком, но не совсем о об одном: на мой взгляд, задача не в «прикручивании инстинктов», а в направлении их «энергии» в созидательное русло [пусть это и звучит очень по-советски]. Инстинкты – это наш внутренний «инструмент» по организации и продолжению жизни. Этим «инструментом» можно убивать ближнего, а можно покорять Космос. Как этим «инструментом» будет пользоваться конкретный человек в конкретном месте и в конкретное время – зависти от множества обстоятельств, в том числе, от двух, наверное, самых фундаментальных из них: биологических наследственных особенностей его «инстинктокомплекта» и метальной среды, в которой он обретал базовые черты своей социальной личности. Согласно классикам, биологические в социальном человеке присутствует в снятом виде. «В снятом» – не значит в преодоленном, а значит модифицированном социальными условиями. Но дьявол, как всегда, скрыт в деталях: «снятие» происходит не за счет модификации биологического, а за счет модификации поведенческих реакций в направлении социального поведения В ДАННОЙ ГРУППЕ. То, что запрещено к ближнему, вполне может быть поощряемо к дальнему внегрупповому. Эта разница в поведенческих реакциях к ближнему и дальнему, собственно, и являлась всегда основой пространственного (политийного) структурирования населения Земли, к чему мы теперь, радостно и не очень, возвращаемся. Противопоставление «животное — человеческое», во-первых, относительно (см. выше), а во вторых – спекулятивно: то, что способствует устойчивости данного социума, объявляется человеческим, а что этому противоречит – объявляется животным. Характернейший пример – трактовка любви: чувство по происхождению совершенно животное, но приписывается исключительно человеку.
Еще один момент к вашей фразе: «прикручивать … инстинкты определённо необходимо, постепенно подчиняя их Разуму». Разум в ней трактуется как некая внешняя сила, борющаяся с инстинктами. На мой взгляд, это оправдано только в случае, когда Разум понимать как ментальную среду данного социума, которая регулирует поведенческие проявления инстинктов нужным социуму образом. В качестве примера могу произвести фильм «Брат», ставший культовым для молодежи конца 90-х – двухтысячных годов. «Положительный» герой в нем представляет собой апофеоз вседозволенности и безнравственности, тем не менее, ставший примером для «широких народных масс», оценивших его действия как «разумные». Не хорошо так говорить (и думать), но, узнав о гибели Бодрова младшего, мне подумалось – есть Бог на свете. Почему такой «герой» стал возможен? Я полностью согласен с Говорухиным в том, что елициновский переворот – это криминальная революция. А успех ее был подготовлен криминализацией сознания широких масс в ходе реализации советского варианта социализма, в результате которого красть у государства переросло из преступления в добродетель. Перевоспитание человека из «буржуазного» в «коммунистического» вылилось воспитанием человека криминального. Пассионарность была загнана в ГУЛАГ, и вышла из него сформированным антисоциальным бандитом; к девяностым пассионарность оказалась связана исключительно с криминалитетом, а последний уже в силу пассионарности получил привлекательное «лицо», а в девяностых – и власть, которая «валялась под ногами», но ее больше некому было поднять. Притом это далеко не бандитизм времен становления Штатов, который объективно преобразовался в структурообразующую силу, приведшую к современным США. Наш криминалитет сугубо антитситемный, разрушительный, празитоидного типа, с моралью «украсть и удрать». Он внедрился в живое жирное тело, неспособное к сопротивлению. Будучи биологическим, оно неизбежно должно было погибнуть. Но оно социальное – «тело» мучительно и болезненно, но начало «переваривать» своего паразита. Но последний еще прочно сидит во власти и народных хотелках. Собственно, результат деятельности этого паразитоида хорошо виден на примере Украины. [Паразиты не убивают своего хозяина, поскольку гибнут вместе с ним; паразитоиды – это внутренние хищники: они выедают живое тело изнутри, убивают жертву и переходят на другую.]
Деньги, деньги … Наверное, первое условие – они не должны расти сами. Кредит должен быть беспроцентный, он не должен поражать денежный паразитизм. Западные буржуины к этому уже почти пришли. Но тут появился биткоин … Думаю, надо искать такую систему связей в обществе, в которой деньги были бы служебным инструментом, а не целью; в которой деньги не были бы связывающей основой, «клеем» общества.
«Вот уж кого придётся оцифровывать в первую очередь: шаг вправо, шаг влево — вылетаешь из элиты.» Да, но судьи кто? Кто этим неподкупные Светлые Разумы? Да и элита эта — не плоть ли от плоти нашей? Зеркало наше?
С уважением, Евгений.
Андрей,
«а кому должны?» Эволюции. Некогда клыки были помехой развитию интеллекта и их быстренько редуцировали. Инстинкты — те же «клыки» животной эволюции, и на пути развития интеллекта в Разум они — такая же помеха, как некогда клыки на пути восхождения к интеллекту. Поэтому и должны быть редуцированы, не уничтожены, а именно редуцированы, Кем? Процессом эволюции интеллекта в Разум. Без этого эволюция зацикливается, от слова совсем. Нет, без этого она конечно будет ещё бурлить и пахнуть, и даже очень сильно, как дерьмо в бочке.
Евгений,
самые тяжёлые и пустые споры — терминологические, поэтому отступаю. «Брат», как и «ворошиловский стрелок» — символы интеллекта, не с инстинктами, а с кулаками против инстинктов, оттого так и популярны.
Мне представляется, что имеет место некая путаница пассионарности с субпассионарностью. Последняя во многом породила бандитскую культуру, тогда как первая, побывав в том же ГУЛАГе, — атомный прорыв, авиацию, космос.
«Да, но судьи кто?» Как это не странно звучит — общественное возмущение и порицание. Представьте, работает и отрезвляет. А когда окончательно похоронят банковскую тайну, а к этому, похоже, придёт, тогда и укрыть продукцию инстинктов будет негде, что называется: «Всем выйти из тени!». «Да и элита эта — не плоть ли от плоти нашей? Зеркало наше?» Абсолютно так, и отражается в нём животное с интеллектом. Но это не означает, что существо, позиционирующее себя разумным, принимая публичные правила игры, не должно держать свои инстинкты в узде. Не способно — на выход с вещами. Как-то так: «общественным фронтом» по инстинктам.
Александр,
>>«а кому должны?» Эволюции
Да нет же.. Давайте вначале определимся с «ролевой моделью». Если исходить из догмата, что на этом «празднике жизни» есть только только один единственный Зритель, он же один единственный Драматург, он же один единственный Постановщик — Эволюция (ну кто-то называет его Богом), ну а мы с Вами даже не актеры и даже не массовка.. Мы лишь третьи помощники шестых подмастерий. То тогда… Мы по определению не можем быть «должны» Драматургу.. Мы по определению лишь исполняем его Волю и его прихоти.
>>и на пути развития интеллекта в Разум они — такая же помеха, как некогда клыки на пути восхождения к интеллекту
Да нет же… Идет Эволюция, и она никогда не идет линейно и нет никаких «измерений», что наш «Разум» не является очередной тупиковой ветвью Эволюции, что на самом деле, Разум «более высшего порядка» будет зарождаться на развалинах пика развития нашего Разума (или же на развалинах следующих поколений Разума).
Да, безусловно, очень хочется причислить себя к «венцу Эволюции» и даже попытаться собой и своими действиями — подменить Эволюцию… Но насколько такое самомнение «букашки на пиршественном пиру Великанов» — оправдано? :-)
Евгению.
Просмотрев в этом блоге (хоть и по второму разу, но наскоро) ваше обсуждение концепции симхионов, я понимаю, что интерес к ней вы потерять никак не могли.
Я нашел электронный адрес С.И. Глейзера, и этот адрес актуальный (я ему написал, и он мне ответил).
Александр, большое спасибо за новый материал.
У меня давно уже вся эта североитальянская история «побега в капитализм» подспудно вызывала чувство неудовлетворенности и необъясненности, так как в рамках традиционных воззрений и понятийного аппарата просто нет удовлетворительного объяснения тому, «что это было». Теперь же, благодаря вашему исследованию, складывается более-менее внятная, целостная и логичная картина эволюции всей кап системы как единого целого, не исключая и ее «странного» (в рамках традиционной политэкономии) очень раннего и непонятно почему затухшего ответвления в Северной Италии. В рамках предложенного вами подхода все приобрело единый логический стержень, еще раз большое спасибо за огромную работу, которую вы проделали!
Дмитрий,
спасибо за оценку, всегда важно для мотивации. Сделал то, что заранее не планировал, но тема так увлекла самого, что не сумел пройти мимо. Также как и мимо следующей по Пиренейскому полуострову.