Позволю себе отступление, поясняющее причину столь глубокого погружения в историю, отвлекающего от заявленной темы.
О «хаосе» истории
Изучение истории в школьном формате оставило ощущение хаоса. Его рассеяло осознание, что в XI веке появился игрок, который стал оказывать на события системное воздействие, выстраивая их во вполне определенной логике, заданной конкретной целью. В результате десять веков истории сшила нить, протянутая сквозь ткань времени олигархическим капиталом, на которую нанизывались практически все значимые события. Если ухватить его логику, то история из хаоса превращается в захватывающий триллер, по ходу сюжета которого олигархический капитал удерживал одну единственную цель – восхождение к абсолютной мировой власти.
Масштаб цели и постоянное наращивание силового ресурса, обеспечивающего ее достижение, предопределили победу олигархата. Искусство военных действий в зависимости от масштаба и глубины цели ранжируется в пирамиду: тактика – оперативное искусство – стратегия. В ней тактика и оперативное искусство подчинены целям стратегии. При наличии ресурсов побеждает тот, кто реализует стратегию, а не тактику или оперативное искусство, а среди стратегов тот, чья стратегия глубже.
Цель, породившая столь длинную стратегию, вовсе не продукт гения человеческого разума. С появлением силового ресурса ее стихийно сформулировали инстинкты территориально-иерархического контура сознания, они же диктовали неотвратимость следования ей. Силовой ресурс, обеспечивающий достижение цели – это деньги – он также опирается на инстинкты алчности и честолюбия. Теоретически только одна сила могла воспрепятствовать зарождению Домината – Христианство, осуждающее всевластье инстинктов. Дабы не вмешивалось, ряд анклавов Европы предусмотрительно зачистили от него реформацией.
Поскольку глубина социальных стратегий существенно превышает продолжительность активной фазы человеческой жизни, развивать и удерживать их в состоянии только социальные группы – династии, кланы, возможно, партийные элиты. Они накапливают, усовершенствуют и передают из поколения в поколение знания о технологиях управления в занятой ими нише социального проектирования аналогично тому, как биологические виды накапливают, усовершенствуют и передают знания о технологиях, обеспечивающих их выживание в занимаемой ими экологической нише. «Вид», рвущийся к абсолютной мировой власти, по определению заряжен императивом истребления всех своих конкурентов – иных «видов», способных удерживать стратегическую рамку социального управления. Поэтому все непарламентские монархии были последовательно демонизированы им и истреблены в череде войн и социальных потрясений, либо переформатированы в парламентские, поскольку парламенты элементарно ставятся под контроль доминантного капитала. В критической ситуации не брезговали и прямым прерыванием династий. Так, когда Людовику XIV, формально правившему 72 года с 1643 по 1715 гг., реально 55 лет, практически удалось дотянуть французскую монархию до стратегического контура управления, династическое продолжение короля-солнце безжалостно ампутировали, чисто физически, во избежание позывов французской монархии закрепиться в стратегическом контуре управления. То, что сменило Людовика, было не в состоянии удерживать стратегическую цель.
Борьба с конкурирующими «видами» завершилась всеобщей инсталляцией симулякра демократии, как института, обеспечивающего жесткое опускание административных вертикалей власти в тактический контур управления, их гарантированную зачистку от пароксизмов стратегирования. Подробнее о контурах управления можно посмотреть в заметках об управлении.
В истории был единственный игрок Советский Союз – светская реинкарнация Христианства, который вышел на сравнимый с Доминатом стратегический уровень постановки целей. По своему содержанию его цели изначально были принципиально глубже, чем у Домината, как во времени, так и в пространстве. После кончины И.Сталина, элита не смогла удержать стратегическую рамку управления, последовательно, от правителя к правителю сдавая ее в обмен на мелкие тактические уступки, в итоге повально заразившись мечтой о собственном «свечном заводике». Печальный ряд правителей венчал М.Горбачев, который по уровню стратегического мышления оказался даже не тактиком, а комбайнером-мечтателем, разменявшим великий проект на сказку о конвергенции: представьте себе жирафа, добровольно кладущего шею в пасть льву, реализуя таким образом свою мечту о конвергенции двух видов. Из нас и сделали такого обобщенного жирафа.
Мировой кризис, как мы увидим, является завершающей страницей захватывающего исторического триллера, который все еще дописывается Доминатом. Краткое изложение его содержания будет небесполезным для понимания мотивации автора и возможных вариантов окончания. Так что продолжим.
Завершение средиземноморских стратегий
Для Генуи и Венеции продолжение их прежних средиземноморских стратегий оказалось бесперспективным, причем Генуя столкнулась с этим раньше Венеции. Генуе, как проигравшей стороне, потребовалась принципиальная модификация ее стратегии. Венецианские же капиталы нуждались в переезде на новую территорию-остров, обеспечивающую им удобный вход в атлантическую торговлю. Продолжения стратегий торговых городов-республик столкнулись на новом театре действий – в Нидерландах.
Модификация генуэзской стратегии
Будучи выбиты из морских стратегий, генуэзцы вынужденно проникали во все деловые ниши континентального мира, в результате обросли плотной сетью связей. Из всех трансгосударственных «наций» они создали самую обширную и глубокую сеть. В сравнении с ними Венеция отличалась практически полным ее отсутствием. Фактически, это было вторым изданием флорентийской континентальной стратегии, но с важным дополнением: натерпевшись от французской оккупации, генуэзские капиталы вступили в симбиотические отношения с испанской короной.
Генуя пережила своё возрождение в качестве младшего союзника Испанской империи. Генуэзские банкиры через свои представительства в Севилье финансировали многие предприятия Испанской короны, и успешно. Фернан Бродель даже назвал период между 1557 и 1627 гг. «Веком Генуи». Объявленное Испанией в 1557 г. банкротство ввергло в хаос кредитовавший ее немецкий банковский дом Фуггеров, что стало концом его господства в Испанских финансах. Их окончательно вытеснили генуэзские банкиры. Но генуэзцы не стали делать ставку на ссудные операции с испанской монархией как основной источник своих доходов. Обеспечив громоздкую империю кредитами, они взамен добрались до менее надёжных, но выгодных поставок американского серебра через Севилью в Геную. Генуя получала колоссальный доход, обменивая испанской казне его серебро из Нового Света на золотые монеты для выплаты жалованья, в т.ч. армии. Также продолжила производство адаптируемых под иберийский спрос товаров: их реализация позволяла, используя преимущества альянса, практически без конкуренции добираться до португальского золота и испанского серебра. Но главное, опираясь на мощный металлический фундамент, Генуя заняла доминирующее положение в обеспечении европейской торговли вексельным обращением и обмене посредством векселей невероятного разнообразия европейских валют. Заработок на огромной разнице курсов в разных регионах был прибыльнее самой торговли.
Новую стратегию Генуи охарактеризовал Джованни Арриги в книге Долгий двадцатый век. Деньги, власть и истоки нашего времени:
С XV в. генуэзцы вступили в органические отношения с иберийскими территориальными организациями. Отношения эти представляли собой наиболее разумный, если не единственный способ обойти ограничения на экспансию генуэзского капитала, наложенные уничтожением торговых связей Генуи османской, венецианской и каталоно-арагонской державами. И шаг этот оказался исключительно удачным. Преимущества такого обмена состояло в том, что каждый из двух партнеров мог специализироваться на исполнении тех функций, к которым был наиболее приспособлен, полагаясь на исполнение другим партнеров тех функций, к которым был наименее приспособлен. Благодаря такому разделению труда иберийские правители смогли мобилизовать самую могущественную из существовавших космополитических сетей торговли и финансов для содействия в достижении своих территориальных притязаний. Также как генуэзский капитал смог мобилизовать наиболее конкурентоспособный и могущественный из существовавших военно-политических аппаратов для поддержки своей экспансии.
Здесь очевидна очередная уязвимость стратегии Генуи, вытекающая из того, что в симбиозе она выступала в роли младшего партнера, следовательно, оказалась заложником его планов и самочувствия:
Генуэзский капитал экспортировал вовне издержки защиты, утратив самодостаточность в военно-политической сфере и в защите своей торговли. Экстернализация издержек защиты поставила генуэзцев в зависимость от направления действий иберийских государств.
Выбор нового Острова
Напомним, что в венецианской модели упор сделан на гарантированную защиту базовой территории от внешних вторжений за счет реализации островной стратегии – поддержания непреодолимого военного инфраструктурного разрыва между островом и континентом. База используется в качестве силового инструмента монополизации морской торговли, затем уже проекции на континент финансовой мощи порождаемой монополией олигархии. Именно самодостаточность венецианской стратегии обеспечивает Большим Капиталам возможность игры за восхождение к вершине абсолютной власти.
Зажатые масштабами города и рамками Средиземного моря венецианские капиталы уперлись в предел развития стратегии. Вопрос о переезде на новую территорию перешел в разряд актуальных. К территории предъявлялось пять требований: 1) существенно больший размер, 2) удобный выход в Атлантику, 3) возможность реализации островной стратегии, 4) слабость монархической власти, 5) демонтаж моральных и операционных ограничений, накладываемых Христианством.
С последним пунктом венецианские капиталы, исторически зажатые в Венеции догматами христианского мира, намучились. Для обоснования власти олигархии, работорговли, военных и коррупционных бесчинств им пришлось опереться на идеи Аристотеля. В своей «Политике» Аристотель проповедовал, что ее цель в охранении государством неравенства, что отношения хозяин-раб естественные, природные. «Необходимо подчинение одних другим, одни от рождения созданы править, другие – повиноваться, одни по природе своей свободны, другие – рабы». Войну он предлагал рассматривать как средство приобретения собственности, в т. ч. рекрутирования рабов из варваров – людей «от природы предназначенных к подчинению, но не желающих подчиняться». Вовсе не случайно Аристотеля так популяризировали в Венеции.
Перечисленным выше требованиям к территории идеально удовлетворяла Великобритания. С одним пробелом – неприемлемая устойчивость ее монархических традиций. А короли, к сожалению, имели склонность вести себя независимо от стратегических замыслов капиталов. Монархические династии имели склонность к реализации пусть и более коротких, но все же стратегий. Без проведения тщательной подготовки переезд в Англию стал бы вторым изданием иберийской генуэзской стратегии. Требовалось время и немалое для переформатирования британской монархии в административный институт, устойчиво контролируемый Большими Капиталами.
В качестве промежуточной базы перед прыжком в пока еще подготавливаемую Англию были выбраны Нидерланды. Хотя с точки зрения качества территории они существенно уступали Великобритании, однако с натяжкой, но все же удовлетворяли требованиям:
1. Крошечная территория в 34 тыс. кв. км все равно была существенно больше, чем у Венеции. Население в 1568 г. составило три млн.чел.
2. Порты и земли Нидерландов были идеальной точкой входа атлантических торговых коммуникаций в Европу.
3. Нидерланды в переводе значит «низменные земли». Бóльшая их часть получена осушением: примерно половина лежит ниже уровня моря, ещё 1/3 имеет высоты до 1м. Вдоль берега тянется пояс песчаных дюн шириной до 400 м и высотой до 60 м, которые вместе с cистемой плотин, дамб и шлюзов защищают их от затопления. Низменные земли сосредоточены на севере и западе, в основном в дельте Рейна, Мааса и Шельды. Юго-восток лежит выше уровня моря: на востоке ландшафт холмистый, юг занимают песчано-глинистые равнины, переходящие в холмистые ландшафты предгорий Арденн. Большие Капиталы интересовали именно северные провинции. Их сложный земноводный ландшафт существенно препятствовал маневрированию континентальной армии, выборочное открытие шлюзов могло создавать ловушки для нее, а их массовое открытие позволяло даже реализовать подобие островной стратегии. Развитие событий показало, что в критических ситуациях в будущем к ней приходилось прибегать.
4. В Нидерландах, земли которых объединил в 1433 г. герцог Бургундии, отсутствовали монархические традиции. Жители идентифицировали себя по городу проживания, графству или же как подданные Священной Римской империи. В каждой из провинций существовали свои выборные органы, городское самоуправление и местные суды, что порождало необычную для тогдашней Европы децентрализацию экономики и политической власти.
5. С освобождением капитала от «оков» Христианства в Нидерландах все сложилось «замечательно». Вопрос решился кардинально – удалось раздуть антихристианскую революцию крайнего кальвинистского толка, закрепившую тезисы Аристотеля в удобном псевдохристианском формате, легко впитываемом взращенном на Христианстве обывателем.
Содержание схватки
Как известно, внутривидовая конкуренция существенно жестче межвидовой, поэтому бескомпромиссное столкновение двух стратегий глобальной экспансии капитала было неизбежным. Содержанием схватки стало взаимное разрушение физических инструментов, обеспечивающих экспансию: итогом должна была оказаться либо зачистка Нидерландов в качестве «островной» базы олигархических капиталов, либо подрыв экономической и военной мощи испанской монархии. Выигравшая сторона в отсутствии других конкурентов автоматически занимала доминирующие внутривидовые позиции.
Господствующей могла стать только одна из двух моделей: либо генуэзская континентальная модель космополитического финансового капитализма – международные инвестиции, займы, спекуляции, в которой капиталы занимают положение младшего партнера в симбиозе с прикрывающим его административным источником силы, либо венецианская модель олигархического капитализма, обладающего собственными силовыми инструментами, обеспечивающими ему гарантированную защиту и продвижение к абсолютной мировой власти.
Нидерланды перед схваткой
В 1477 г. в результате брака Марии Бургундской территория Нидерландов вошла в состав Священной Римской империи. В 1556 г. в династии Габсбургов произошел раздел на испанскую и австрийскую ветку. Роль императора всей Священной империи осталась за австрийскими Габсбургами. Нидерланды же в результате раздела оказались под прямой властью испанской короны.
Следует отметить, что у путешественников уровень развития столь непригодной для жизни территории вызывал искреннее удивление. Промышленность и сельское хозяйство с упором на технические культуры развивались вполне успешно. Но Нидерланды все же были не в состоянии сами себя прокормить. Вместе с тем их географическое положение в качестве связующего звена между странами Балтии и центральной, южной и западной Европы было идеальным: во многие страны западной и центральной Европы нидерландские купцы проникали по рекам Рейну, Шельде и Маасу. Первоначально посредническая торговля не имела решающего значения для экономики Нидерландов, однако затем именно она стала причиной экономического взлета. Уже в XV в. Нидерланды одержали верх над Ганзейским союзом в борьбе за балтийские рынки и стали главным поставщиком хлеба, леса и других сельскохозяйственных товаров из Северной и Центральной в страны Южной Европы. В XVI в. огромные барыши, приносимые торговлей в силу существенной разницы в ценах на рынках разных европейских стран, привлекли в эту отрасль основные капиталы.
Рост доходов от морской торговли дал толчок развитию в провинциях Голландия и Зеландия кораблестроения, изготовления корабельного оборудования, морского снаряжения, что обеспечило нидерландским купцам преимущество во фрахте. Торговые капиталы интересовали прежде всего инвестиции в ремесленные товары, поскольку на отдаленных рынках они обеспечивали высокую добавленную стоимость торговли. Это послужило толчком бурному развитию ремесел, в том числе текстильного производства. Вскоре Нидерланды стали самой урбанизированной страной Европы. Так в Голландии, самой густонаселенной и перспективной провинции, к концу XV в. доля городского населения составила 54%.
В первой половине XVI в. – период правления Карла V, того кто в прошлой заметке прихлопнул флорентийскую республику, Нидерланды стали одной из самых богатых и экономически развитых стран Европы. Они давали 40% дохода в казну Священной Римской империи. Львиную его часть обеспечивал Антверпен – город во Фландрии, относившейся тогда к южным Нидерландам. Северные провинции в первой половине XVI в. хотя и были средоточием значительных по местным масштабам торговых городов, однако они не шли в сравнение с блистательным Антверпеном, но вместе составляли мощное ему дополнение и сильный противовес.
Делясь доходом, Нидерланды получали от пребывания в составе империи существенные преимущества: доступ в испанские колонии, выход на рынки империи, главным образом испанский и германский, беспошлинный ввоз испанских товаров, прежде всего, шерсти. Как подданные империи испанских Габсбургов Нидерланды в полной мере воспользовались выгодами от ее межконтинентальной торговли с Новым Светом, получив доступ к атлантической торговой инфраструктуре Испании. В Нидерландах практически буквально повторилась история Венеции, которая выросла на торговых связях Византии, воспользовавшись ими для проникновения на Восток.
Отдельного упоминания заслуживает история Антверпена.
Северная Генуя
Предшественником Антверпена был Брюгге, тоже город во Фландрии. Именно там в 1409 г. появилась первая биржа. Брюгге располагается в 17 км от моря на плодоносной равнине. В давние времена она периодически заливалась водами Северного моря, которые, отступая, вымывали узкие протоки. Кропотливо расширяя и видоизменяя их, удалось организовать крупное судоходство. Брюгге в результате превратился в центр морской торговли. Однако со временем две его городские гавани стали мелеть из-за наносного песка и мусора. В результате город утрачивает значение торгового центра, что называется привет из Пизы.
В этот период возвышается Антверпен – постоянный соперник Брюгге с удобными выходами в море. В 1462 г. в Антверпене была основана международная биржа. Размах морской торговли, производства, финансовых операций достиг огромных масштабов. К середине XVI в. Антверпен стал первым портом Европы. Через него везли шелк и пряности с Востока, зерно с Балтики, английскую шерсть, сюда поступали колониальные товары из Африки, Индии, Южной Америки. В XVI в. город достиг вершины своего процветания, став центром мировой торговли и кредита. Более тысячи иностранных торговых домов имели здесь свои отделения. Ни один город не мог похвастаться такими богатствами, не имел таких широких торговых связей и не оказывал такого влияния на мировую экономику, как Антверпен.
Антверпен стал северным аналогом Генуи, но только по экономическим признакам. В политическом плане он был симулякром Генуи: расцвев под протекторатом монархии, не обладал традициями олигархии по подчинению себе всей полноты политической власти, соответственно, политическими связями и инструментами, поэтому находился вне стратегий. Это был город не олигархии, а барышников – финансового, торгового и промышленного капитала.
Протестантская революция в Нидерландах
Именно протестантская революция позволила олигархату отвоевать север Нидерландов у Испанской короны, мобилизовав народные массы на волне тщательно культивируемого религиозного гнева, т.е. практически бесплатно.
В жизни социума основания для недовольства найдутся всегда. Банкротство Испании в 1557 г. нанесло удар по банкам Нидерландов и ее финансовой системе. В 1560 г. Испания резко повысила пошлину на свою шерсть, что сократило ее ввоз на 40%, отчего многие мануфактуристы стали разоряться. Плюс к этому король Филипп II закрыл голландским купцам доступ в испанские колонии, а противоборство Испании с Великобританией остановило англо-нидерландскую торговлю – важный источник доходов. Бунтов по такого рода поводам в Нидерландах и до этого было немало – разжечь их невелика задача. И все они без трудов подавлялись властью.
Бунт приобретает принципиально другие шансы на успех, когда люди готовы гибнуть за идею, а за самим бунтом стоят финансы, оплачивающие организацию протеста. Здесь как нельзя к месту пришелся швейцарский кальвинизм, который в 50-е и 60-е гг. XVI в. как черт из табакерки попер на Нидерланды. Для кальвинизма католики были врагами, поэтому, используя его, не составило труда разжечь и направить гнев толпы против католической испанской монархии. Якобы религиозному движению изначально придали революционный характер: народ сходился на проповеди толпами в несколько тысяч человек, собрания обыкновенно охранялись вооруженными людьми, осужденных проповедников освобождали силою. Чтобы революция смогла противостоять армии, требовалась массовость, поэтому целенаправленно разогревали толпу с самых ее низов. В 1566 г. по Нидерландам прокатилась страшная буря иконоборства, в ходе которой погибла бóльшая часть произведений нидерландской живописи и скульптуры. Погрому подверглись 5500 церквей. Толпы кальвинистов – рабочие мануфактур, городская беднота, крестьяне – прошли по селам и городам, нападая на монастыри, разрушая католические храмы, разбивая статуи святых и уничтожая иконы.
В свое время, когда в XV в. Филипп Добрый закладывал основы централизованного государства, монархическая власть в большинстве северных областей была принята намного спокойнее, чем югом Нидерландов. Если на Юге в XV в. восстания были нередкими, то на Севере их почти не было. Теперь же взбунтовались именно северные провинции. Такие вот метаморфозы. Кальвинизм разжег пламя протеста, радикализовал его, пробудил и поддерживал желание терпеть и умереть за «идею» – на самом же деле за интересы капитала.
Термоядерная смесь
С XV в., когда Нидерланды перехватили ганзейскую торговлю, там развивался собственный торговый и промышленный капитал, а с расцветом в первой половине XVI в. Антверпена туда потекли и прочие европейские капиталы. Но все это были капиталы барышников.
Во второй половине XVI в. со становлением кальвинизма, соответственно, отменой христианского запрета на ссудный процент, в северные Нидерланды проторили тропу сефардские капиталы евреев-марранов. Марраны – иберийские евреи, формально принявшие христианство, но втайне сохранившие свою веру: криптоиудеи, преследуемые властями и инквизицией. «До середины XVII в., – писал российский еврейский историк Семен Маркович Дубнов, – еврейская колония в Голландии могла бы называться «Новой Испанией» или «Новой Португалией», т.к. ее составляли почти исключительно марраны, уходившие из стран инквизиции. Голландия тогда была сефардским центром». Опираясь на капиталы и связи бежавших с Иберийского полуострова евреев, Нидерланды перехватили контроль над распределениями «колониальных товаров» в Северной Европе – основой его стал реэкспорт в Германию специй, доставлявшихся из Португалии. Генрих Грец писал: «Еврейские капиталы часто приходили на помощь государственной казне, оказывали республике важные услуги, неоднократно выказывали свою привязанность к штатгальтерам из Оранского дома, единственным в Европе правителям, не преследовавшим своих еврейских подданных».
Во второй половине XVI в. в северные Нидерланды устремились и венецианские капиталы, искавшие новых операционных просторов. Там еврейские и венецианские капиталы «поженились» – в доме, построенном торгово-промышленным капиталом Нидерландов под зонтиком испанской короны. Венецианские капиталы привнесли в новый союз Больших Капиталов отточенную веками островную стратегию, включавшую в себя монополизацию морской торговли и манипулирование континентальными аристократиями. Сефарды, как трансгосударственная нация, обладающая развитой сетью и связями, дополнили ее элементами генуэзской стратегии космополитического финансового капитализма. Все это, будучи приправлено радикальной богоизбранностью, породило монстра с термоядерной волей к власти.
Война за выход из под испанской короны становилась неизбежной.
Начало войны
В 1559 г. Вильгельм I Оранский становится статхаудером провинций Голландия, Зеландия и Утрехт. Оранских имеет смысл запомнить – их династия впоследствии стала для монарших домов Европы своего рода троянским конем. В августе того же года Король Испании Филипп II прибыл в Гент, где приказал созвать Генеральные штаты, к которым обратился с просьбой дать согласие на новые налоги и выделить единовременный взнос в 3 млн. флоринов для продолжения войны с Францией. Принц Оранский, граф Эгмонт и другие представители нидерландской знати подали встречную петицию, в которой потребовали вывести из Нидерландов испанские войска, вернуть управление местным властям и отменить инквизицию, угрожая массовыми выступлениями. Ответ короля был резок, выражен в оскорбительной для аристократов форме и не заключал в себе никаких определенных обещаний. Открытый конфликт дошел до стадии, когда шляпы были сброшены и прилюдно растоптаны в пыли. И драка волнения в Нидерландах таки начались.
В августе 1567 г. в Нидерланды во главе 18-тысячного отряда прибыл ближайший советник Филиппа II Фернандо Альварес де Толедо, герцог Альба – человек жесткий, упорный, фанатичный, безраздельно преданный королю. Его прибытие и ознаменовало начало восьмидесятилетней войны (1568-1648) Нидерландов за право стать для Больших Капиталов их независимым Островом.
Знать тут же покинула Нидерланды. Оранский, в частности, укрылся в Германии, откуда в течение нескольких лет совершал набеги с отрядами наемников. Вообще-то, и дальше в истории у Оранских регулярно оказывалось достаточно средств для использования наемников.
Методы борьбы отличались крайней жестокостью и с той и с другой стороны. Статус-кво сохранялся, пока в схватку аристократий не вмешался разогретый кальвинизмом, войной и репрессиями народ. В Северных Нидерландах борьбу против испанцев повели «морские гёзы», отряды которых объединили матросов, рыбаков, портовый люд. 1 апреля 1572 г. караван «морских гёзов» из 25 кораблей захватил расположенный в дельте Рейна зеландский город Брилле. Прибрежные районы страны, защищенные от проникновения испанских войск рукавами дельт Рейна, Мааса и Шельды, стали оплотом восставших – такой вот континентальный остров. Герцог Альба в первых своих сообщениях королю о восстании в Голландии и Зеландии подчеркивал, что главными его участниками являлись ремесленники и их подмастерья, рабочие мануфактур, моряки, бродяги, те самые, которые «прежде разбивали иконы». Вскоре вся Зеландия и Голландия оказались во власти «морских и лесных гёзов».
Промежуточную победу надо было озаглавить вождем, и Оранского в июле 1572 г. на совещании в Дордрехте признали генерал-губернатором и штатгальтером Голландии, Зеландии, Фрисландии и Утрехта. В 1573 г. он был вынужден перейти в кальвинизм, поскольку кальвинисты были более фанатичны в борьбе с испанцами, чем католики. Что характерно, в Голландии и Зеландии была признана свобода вероисповедания, однако весьма оригинальная – вскоре католические мессы здесь были запрещены.
В завершение первого этапа войны были опробованы возможности прямой реализации в Нидерландах островной стратегии. Город Лейден, осажденный испанцами, почти год героически сопротивлялся. В критической ситуации октября 1574 г. ему на помощь пришли «морские гёзы». Они предприняли чрезвычайные меры – разрушили плотины и открыли шлюзы. Вода затопила местность, парализовав испанские войска, и «гёзы» смогли подвести в осажденный город продовольствие. После победы над испанцами под Лейденом боевые действия на некоторое время прекратились.
Экстремальные нюансы нидерландского кальвинизма
В развивающейся схоластике нидерландского кальвинизма столкнулись умеренные арминиане и рьяные гомаристы. Дом Оранских поддержал радикалов – они лучше подходили для войны с католиками. Арминиане были побеждены, а вожди их, как это и положено, сложили головы в протестантской инквизиции.
Нидерландские радикалы провозгласили свои пять канонов ортодоксального кальвинизма:
- полная порочность человека, т. е. он ничего не может сделать для своего спасения
- безусловный выбор, т.е. Бог избирает человека без всяких на то оснований и условий
- ограниченность искупления – Христос умер только за избранных, а не за всех людей
- непреодолимая благодать, т.е., если человек избран для спасения, он не может совершить сопротивление Святому Духу – приговоренный к спасению приговорен окончательно
- вечная безопасность, т. е. раз спасенный спасен навсегда и никогда не будет оставлен Богом; полагаю, что избранный может «ошибиться», может даже «очень сильно ошибиться», Бог все равно не отвернется от него; заметим, что все это бесплатно – не надо покупать никаких индульгенций или вымаливать прощение.
В сухом остатке абсолютная богоизбранность и полная свобода действий: «христианина» спасает не личный выбор в пользу христианской морали, а богоизбранность, непреодолимость благодати и вечная безопасность. Впоследствии эти каноны стали основой всех форм кальвинизма и были приняты во французских, английских, швейцарских и др. реформатских церквях.
Дополнительным бонусом капиталу: кальвинистская церковь была самой экономной в затратах на управление, а руководящая роль в кальвинистских общинах принадлежала богоизбранным зажиточной городской буржуазии.
Продолжение войны
В ноябре 1576 г. королевство Испании совершило экономический самострел: испанские войска в Нидерландах, лишенные жалованья и подвоза продовольствия, взбунтовались и подвергли жестокому разграблению экономический мотор монархии – Антверпен. Оправиться от пережитого и вернуть себе былую славу и величие Антверпен так и не смог.
В январе 1579 г. ряд южных провинций, недовольных агрессивным кальвинизмом, выразили лояльность испанскому королю и подписали Аррасскую унию, означавшую отказ от союза с севером. В ответ Вильгельм I Оранский объединил в Утрехтскую унию семь северных провинций: Голландию, Фрисландию, Зеландию, Утрехт, Гронинген, Овериссель и Гельдерн. Семнадцать провинций оказались разделены на восставшие северные и оставшиеся в испанской короне южные. Доминирующую роль в северном союзе играли Голландия и Зеландия. 26 июля 1581 г. северные провинции приняли акт о низложении Филиппа II, как тирана, поправшего обычаи и законы страны. Это означало их окончательный разрыв с Испанией. Северные Нидерланды стали называть республикой Голландия: республикой – поскольку относились к числу немногих европейских государств, во главе которых не стоял монарх, что и требовалось олигархату, Голландией – по имени самой сильной провинции.
После заключения Утрехтской унии кальвинистская церковь стала основной в Соединенных провинциях, а с 1586 г. официальной. Естественно, Голландия делается пристанищем гонимых в других странах протестантов.
Прямые столкновения генуэзской и венецианской стратегий
Понимая, что дело идет к очередному поражению в схватке с «северными венецианцами», генуэзцы не ограничили свое участие в войне только финансами. В 1603 г. к компании присоединился генуэзский полководец дон Амброджо Спинола-Дория, выходец одного из четырёх олигархических банкирских семейств, державших в своих руках управление Генуэзской республикой. Заслужив своими успехами уважение короны и любовь солдат, он был назначен главнокомандующим испанскими войсками во Фландрии вплоть до 1625 г. На деньги генуэзцев набирались и наемные войска.
Доминантный капитал понимал, что победить испанскую корону можно лишь разрушив ее экономический фундамент, реальной, а главное потенциальной основой которого все еще оставался Антверпен. Устье Шельды – выход из Антверпена в море – лежало в северной провинции Зеландии, что позволило организовать в 1609 г. его полную блокаду – очередной привет из Пизы. Это окончательно подорвало экономику оставшегося под властью Испании Антверпена. Тут же прекратилась деятельность фондовой биржи и иностранных банкирских контор. С этого момента на денежном рынке Антверпена обращались лишь местные капиталы и велись вексельные операции с Мадридом. Что характерно, половина вкладов созданного в том же 1609 году банка Амстердама, поступила из Южных Нидерландов, читай из Антверпена. Утрата Испанией Северной Генуи де-факто означала невосполнимый удар по финансам монархии, а с ним и крах опирающихся на нее генуэзских стратегий.
Не лишне отметить, что олигархические капиталы Голландии блокировали порывы ее аристократии отвоевать Южные Нидерланды. Выход на континентальную твердь не входил в их планы. Они сражались не за территории, а за Остров, как инструмент монополии на морскую торговлю – фундамент их стратегии. Им не нужна была Северная Генуя, расположенная в ландшафтах, удобных для континентальной армии, они не собирались подкладывать свои ресурсы под ее каток в выигрышном для нее рельефе. Их интересовала только Новая Венеция, с территории которой, несвязной для континентальных армий, они намеревались манипулировать Европой.
Одержав свою главную победу в войне, Голландия пошла в 1609 г. на заключение двенадцатилетнего перемирия. В коротком интервале длиною в полстолетия Большие Капиталы, слетевшиеся в северные провинции, дабы примкнуть к венецианской островной стратегии, отвоевали у испанской короны плацдарм, позволяющий продолжить реализацию венецианских традиций глобального доминирования. Их развитию на отвоеванной у испанской монархии площадке будет посвящена следующая заметка.
Итоги для Генуи
Исходя из сложившейся к началу перемирия диспозиции, генуэзские капиталы потерпели фактическое поражение. В момент, когда Голландия перехватила львиную долю доходов от высокомаржинальной межконтинентальной и балтийской торговли, их доминирующий симбионт утратил существенную часть экономического фундамента совместного сожительства. С этого момента генуэзские капиталы умерли как субъект, накапливавший компетенции геополитического конструирования, оставшись в дальнейшей истории как просто капиталы. Крах их геополитических стратегий окончательно закончился в период с 1622 года, тогда пришли в упадок пьяченцские ярмарки, посредством которых происходил приток капиталов из итальянских городов в Геную, по 1627 год – дата очередного банкротства испанской монархии. Джованни Арриги написал:
«Если проследить хронику этого решающего 1622 года, создается впечатление, что венецианцы, миланцы и флорентинцы отмежевались от генуэзских банкиров…
Испанское банкротство 1627 г. не повлекло за собой, как то полагали, финансового крушения генуэзских банкиров. Для них речь шла отчасти о добровольном уходе. В самом деле, они были мало расположены продолжать оказывать свои услуги мадридскому правительству, ожидая в перспективе новые банкротства, которые угрожали их прибылям и в неменьшей степени их капиталам. Они изъяли свои фонды настолько быстро, насколько позволяли эти трудные обстоятельства, и переместили их в другие финансовые операции.
И после 1627 г. финансисты не остались без работы. Так как испанское правительство более не поддавалось прежней эксплуатации, генуэзские капиталы искали и нашли других клиентов: города, князей, государства, простых предпринимателей или частных лиц. Еще до разрыва в 1627 г. генуэзский капитал начал колоссальное и радикальное перераспределение своих финансовых обязательств. С 1617 г. генуэзцы стали вкладывать капиталы в венецианские фондовые ценности. В Риме, где они вытеснили с XVI в. флорентийских банкиров, участвовали в возобновлении папских займов.
Посредством экспорта производимых ею изделий Генуя сохранила доступ и к испанскому источнику. Она больше Венеции участвовала в европейском промышленном подъеме XVII-XVIII вв. и старалась приспособить свое производство к спросу кадисского и лиссабонского рынков, производя особые изделия на испанский вкус, чтобы добраться к золоту на последнем и к серебру на первом из них».
Генуя и дальше оставалась верна географическим рамкам католического мира. Генуэзский капитал даже не пытался завоевывать Англию, в то время как во Франции еще накануне французской Революции вкладывался широко – 35 млн. турских ливров (0,619 г.зол./ливр). Впрочем, никто и не собирался пускать Геную в протестантский мир. На севере и в центре Европы она столкнулась с жестким противодействием сети тех протестантских капиталов Голландии, которые не стали эвакуироваться в Англию. Поскольку олигархические морские стратегии переехали в Англию, оставшиеся в Голландии капиталы с XVIII в. перешли на генуэзскую космополитическую финансовую модель – заняли нишу европейских менял и крупнейших кредиторов монарших домов. Естественно, они не собирались пускать в свои пущи генуэзские капиталы.
После бесчисленных катастроф на смене веков и первой половины XIX в., Генуя окажется в роли главного двигателя Апеннинского полуострова. При возникновении парового судоходства и во времена Рисорджименто она создаст промышленность и сильный современный флот, а «Банко д’Италиа» в значительной мере будет делом ее рук. Итальянский историк сказал: «Генуя создала итальянское единство», – добавив: «к своей выгоде». Что ж, капитал – есть капитал.
Эволюционный взгляд
Протестантским капиталам, ставшим наследниками венецианских стратегий, и генуэзским католическим капиталам в принципе не дано было ужиться вместе, поскольку, как это известно из эволюции, конкуренция между близкими видами намного жестче, чем между далекими.
По определению вид – это информационный отклик репродуктивно изолированного сообщества на занимаемую им экологическую нишу. Подробнее о видах можно посмотреть заметку определение понятия вид, эволюция познания.
Занимая существенно пересекающиеся пищевые ниши – международная морская торговля – две ветви олигархического капитала накопили отличающиеся пакеты знаний и социальных технологий доминирования, образовав тем самым два разных социальных вида. А поскольку фундамент пищевой базы был у них общий, их мирное сосуществование было невозможно в принципе: в соответствии с биовыживательным императивом и императивом экспансии (производным от территориально-иерархического контура сознания) они не могли избежать смертельной схватки, которую мы с вами и наблюдали.
Разобравшись с родственным «видом», доминантные капиталы приступили к дальним: менее чем через столетие наступил черед монархий – сначала английской, затем ненавистной французской, доставившей им столько хлопот, далее по списку, в котором российской отвели главное место.
Оставить комментарий: